После того что ему довелось увидеть в Лесу, Мурата был слегка взволнован. Чем конкретно, конечно, он сказать не мог, но что то его беспокоило. Было ли это из-за того, что в мир Пустых заявилось так много чужаков, в числе которых был квинси, шинигами и ещё какое-то странное существо, что то между шинигами и... Пустым? Да нет, разве бывает такое, чтобы существовали такие создания? Может и нет, а может и да, в любом случае, точно объяснить причину своей тревоги, арранкар не мог. Просто что то засело, как заноза, в мозгу и не давало ясно мыслить. Вот, что ему делать теперь? Вполне очевидно - идти докладывать кому нибудь из командования, ведь речь могла идти о вполне серьёзных вещах. Ну хорошо, вот, допустим, идешь ты докладывать, а кому именно? В принципе, тоже вполне очевидно - следует доложить шинигами-реока... На этом моменте тревога усиливалась. А кому из них, конкретно? Рин вполне себе отчетливо помнил всех троих, день когда Айзен предложил ему идти за ним, отпечатался в памяти арранкара четче некуда. И спутников Айзена он тоже запомнил. Правда, более он с ними не пересекался, зато вдоволь наслушался о них уже после своей трансформации. И кого из этих троих боятся следовало больше, Мурата, по крайней мере для себя, решить не мог.
Первым, конечно же, на ум приходил Айзен. Что им движет, на кой черт ему понадобилось эксперементировать над обитателями Уэко-Мундо? Кто его знает. За то время, что он тут прожил, Риньери успел для себя уяснить, что какие бы мотивы не двигали Айзеном, Пустым это ничего хорошего не сулило. Почему, опять же, арранкар сказать бы не смог, просто ему казалось странным, что шинигами, которые, обычно, убивают пустых на месте, вдруг ни с того ни с сего приходит и дает им такую силу, делает их отдаленно похожими на этих же самых шинигами. Как то это уж очень подозрительно. Плюс о силе самого Айзена, тоже ничего известно не было. Хотя, тот факт, что он без особых усилий (по крайней мере, Риньери так казалось) смог вмешаться в природный порядок вещей и самолично поменять его так, как ему того хотелось, уже говорил о многом.
Вторым на ум приходил тот странный тип, с жутковатой ухмылкой на лице, которая с этого самого лица не сходит ни при каких обстоятельствах. А ещё этот жутковатый прищур... Насчет этого шинигами Риньери вообще ничего не мог сказать. Ни как его зовут, ни какими силами он обладает. Ничего. Хотя, опять же, этот шинигами пришел вместе с Айзеном, а значит посилам ему, ну как минимум, не уступает. Но потом опять, это ведь Айзен изменил Пустых, а не тот, второй.
И наконец, третий - Канаме Тоусен. О нем Риньери был наслышан, пожалуй, лучше всего. Хотя, как бы странно это не звучало, лично он с ним ещё не пересекался. Наслышан же, Мурата был, в основном от Гриммджоу, который, очевидно недолюбливал этого самого Тоусена. Почему, черт его знает, допытовать Гриммджоу глупыми вопросами, Рин не решался. Просто Сексте чем то насолил этот Тоусен. А больше, о Тоусене особо никто не говорил. Так вот кого же из этой тройки боятся больше? Пожалуй, боятся следовало всех троих, но Айзена, больше всего. Шутка ли, человек способный менять природный порядок вещей без особых усилий? Нет, Айзен определенно был самым опасным из тройки реока. И все же, возвращаясь в реальный мир, кому же докладывать о чужаках? Пожалуй...
- Ринъери… Мурата? - вот тебе и ответ на вопрос. Фигура Канаме Тоусена выросла перед глазами резко и неожиданно, заставив арранкара вздрогнуть от неожиданности.
- Г-господин Тоусен... - мысли путаются, слова вылетают отрывисто, разумеется уже не может идти речи ни о каких докладах. Риньери почему то вдруг ощутил что то весьма странное и, почему то, зловещее, находясь перед реока, как будто бы над его головой занесли секиру, готовую в любой момент отсечь эту самую голову.
- Приведи ко мне Куросаки Ичиго. - Куросаки... Ичиго? Это имя Риньери где то уже слышал. Ах, ну да, разумеется. Все от того же Сексты, причем весьма в нелестных тонах. Риньери хотел было, все таки попытаться вставить свои пять копеек, но едва он поднял голову, как почти сразу же, воображаемая секира мелькнула перед глазами, отсекая всякие мысли. Арранкару ничего не осталось, как обратно уткнуть голову в землю.
- С-слушаюсь... - только и выдавил из себя Мурата, разворачиваясь что бы отправиться искать этого самого, Курасаки Ичиго.
- Я буду ждать на минус первом этаже, в третьем  левом коридоре. - это было последнее, что Рин услышал, скрываясь за углом, оставляя реока позади. И с каждым шагом, он набирал скорость. Вот Риньери уже не идет, а несется прочь, куда глаза глядят с одной лишь целью - найти этого самого Ичиго, да отвести его к Тоусену, доклад подождет. И Мурата, теперь уже в сонидо, мысленно отсчитывал корридоры, пока, наконец, не вылетел наружу...

Отредактировано Rinieri Murata (26.05.2018 18:41)

Куросаки Ичиго... Странное дело - когда это имя упоминал Гриммджоу, оно звучало совершенно не так, как когда это имя упомянул г-н Тоусен. Из уст реока имя звучало весьма загадочно и, от чего то, даже немного зловеще. Хотя, в принципе, все из уст реока, будь то г-н Тоусен или Айзен, все звучало зловеще и таинственно. Так что от поспешных выводов Риньери, все таки, постарался воздержаться и исходить исключительно из своих впечатлений, которые сулила ему эта встреча с человеком, чье имя частенько упоминал Гриммджоу.
Поворот за поворотом, сперва в сонидо, а затем просто бегом, Мурата шел на довольно отчетливый источник реяцу. Отчетливый и непонятный. Непонятным была природа этого источника. Конечно, от пустых он отличался весьма разительно, а потому не могло быть ошибки в том, что источником является тот самый Ичиго, за которым послал г-н Тоусен. А отличие этой реяцу, было в том, что в ней было что то от шинигами, что то от пустого и, кажется, ещё что то, хотя больше, все таки, от пустого. И тут арранкара осенило - ведь именно такой же, была реяцу того, третьего незнакомца в Лесу Меносов. Рядом с ним был квинси, от них отбился шинигами, Аясегава Юмичика, а третьего Риньери так тогда и не смог опознать. Неужели этот Куросаки - гибрид пустого и шинигами? Прямо как арранкар, только, пожалуй, с большим уклоном в сторону шинигами... Все эти мысли закружились в голове у Мураты и породили массу вопросов неизвестно кому, которые пропали в ту же секунду, как между арранкаром и источником странной реяцу не осталось ничего, кроме закрытой двери.
Мурату встретил хмурый, холодный и весьма неприветливый взгляд, как будто бы парень уже приготовился дать бой и только и ждал, когда в дверь войдет . Конечно же, ни о каких поединках и речи быть не могло, тем более, что Рину было более, чем очевидно - что если тот, кто сейчас стоит перед ним, умудрился нехило насолить Гриммджоу, то тягаться с ним будет, мягко скажем, неразумно. Но, ведь ничего и не предвещало драку, так? Может все обойдется? Как бы там ни было, а Мурата, всё же, вряд ли по своей воле захотел бы пересечься с этим Ичиго. Всё таки, что то в нем настораживало, если не сказать больше - пугало, так что, вероятно следует умерить своё любопытство и просто сделать то, что велел ему сделать г-н Тоусен.
- Ты Куросаки Ичиго? - хотя, конечно же, у Риньери не осталось никаких сомнений, что перед ним стоял никто иной, как Куросаки Ичиго, но несмотря на это, арранкар счел нужным именно с этих слов начать разговор, - Тебя хочет видеть господин Тоусен, я тебя провожу, идем. - голос был спокойным, не выражавшим ровным счетом никакой агрессии или враждебности, напротив, Мурата старался вести разговор относительно доброжелательно, в конце-концов, там, в Лесу, с тем шинигами получилось разойтись мирно, может тут тоже свезёт?

Пока все шло гладко - обенялись любезностями, причем не в самом плохом смысле этих слов, и молча пошли к месту назначения. Всё. Никаких проблем!
Ну... Почти никаких. Риньери, несмотря на то, что сам он решил попридержать свое любопытство, все же распирало от желания уточнить, кем же является этот, Курасаки Ичиго на самом деле? Шинигами? С виду да, а как повнимательней посмотришь - от него так и фонит реяцу пустого. Причем фонит ОЧЕНЬ сильно. Если бы реяцу этого парня была бы материальна - она бы не оставила от Лас-Ночес и камня на камне, испепелив все вокруг, да притом ещё и в приличном радиусе. Казалось, что и шинигами этот тип был не иначе, как по какому то недоразумению, Мурате показалось, что его ранняя мысль по поводу "гибрида" - чушь и перед ним такой же арранкар, как и он сам, только в разы сильнее. Хотя потом, вспышка злобной реяцу утихла, наверняка парень подавил её. Но почему? Может, все таки не пустой? В голове у арранкара все путалось, один вопрос громоздился на другом и вместе они образовывали целую башню, шаткую и ненадежную. А что ещё важнее - не нужную. Всё таки, не любил Рин, когда его голова была забита запутанной массой различных вопросов, это сильно мешает жить и вдобавок мешает выполнять свою работу. Поэтому, проходя очередной корридор, арранкар не удержался и нарушил тишину.
- Слушай, извини, но мне до жути интересно - ты кто? Шинигами или пустой? А если пустой, то где твоя маска? Кем ты был до того как сломал её? - Рина внезапно буквально прорвало шквалом самых разных вопросов и остановиться он был не в силах. Любопытство все же взяло верх...

Ещё два - три поворота, один лесничный пролет, и они будут на месте - минус первый этаж, третий левый коридор. Собеседник из "временного шинигами", Курасаки Ичиго, был, пускай и не многословным, но куда более интересным, нежели тот шинигами в Лесу Меносов. По крайней мере, в его речи небыло той язвительности и надменности, он, скорее, путался в своих мыслях, ну или по крайней мере, что то весьма сильно его озадачило, что сказалось на его голосе и на ходе его мыслей. Хотя, может быть у него не было четкой мысли вообще? Можзет он и в самом деле запутался, а от того Рину показалось, что своими расспросами он ненароком задел собеседника по неволе и от этого, почему то, стало как то неуютно, опять же, в сравнении с тем случаем в Лесу, этого, Ичиго, не хотелось ни подкалывать ни, тем более, оскорблять. К тому же, сомнение в его голосе, когда разговор коснулся "маски" и "пустого", отдавали чем то крайне знакомым.
Да, пожалуй. Такие же сомнения, вероятно, испытывает каждый пустой, только что сформировавшийся в адьюкаса - ты только что перестал быть конгломератом душ, бесформенным, безымянным, безмозглым. Ты только-только обрел личность и способность чувствовать, рассуждать, и мыслить. И разумеется, ты и понятия не имеешь, кем ты был когда то, до этой бесформенной массы душ. Иногда Риньери задвал себе этот вопрос, но только иногда и только, когда был один. Пытаясь найти какой-нибудь ответ, арранкар приходил к заключению, что он - это он, и больше никто и никогда, и никем больше он быть не хотел, да и, собственно говоря, он и не мог. Либо будь тем, кто ты есть, либо ты труп, других вариантов нет. Но кто такой Риньери Мурата? Фрассион Сексты Эспады, Гриммджоу Джаггерджака? Это его место в иерархии, так сказать, его должность. Но это не совсем то. 95й арранкар Армии Айзена? Это его принадлежность к малошерстному населению Уэко-Мундо в целом. И это тоже не то. Формальности, титулы, должности. Ярлыки, не более. Тогда кто же, в самом деле он - Риньери Мурата, такой? Ответа на этот вопрос Рин не мог найти и, пожалуй, никогда уже не найдет, и от этого ему становилось тоскливо. И именно эта тоска заставляла что то внутри существа Мураты сочувствовать своему собеседнику. Хотя, вряд ли Ичиго нуждался в чьем то сочувствии. В конце-то-концов, он, пускай и дрогнув на мнгновенье, но все же внятно сказал, что он не пустой. И в самом деле, так оно и было - его реяцу была смесью реяцу шинигами и пустого, причем в первую очередь - шинигами. А значит, скорее всего, изначально он и был шинигами. Об этом так же свидетельствовал этот странный титул - "временный шинигами", Риньери посчитал для себя важным отметить, что именно "временный шинигами", а не "временный пустой". Правда звучало бы это странно.
В общем, разговор, пускай немногословный и короткий, доставлял арранкару массу эмоций. Он сочувствовал собеседнику и в то же время, был рад, что в кой то веки, шинигами не пытался его убить и, что тоже было важно - разговаривал более простым тоном, не пытаясь замаскировать под своими словами язвительную остроту или чистейшее оскорбление (хотя, тот же Юмичика Аясегава, вроде как не оскорблял Рина на прямую, скорее, просто язвительно подкалывал).
- По моему, ты все таки, больше шинигами, чем пустой, - Риньери почесал ратылок и повернулся к своему собеседнику, - Извини за расспросы, я не хотел тебя оскорбить, просто было любопытно, - и нельзя сказать, что свое любопытство, Мурата исчерпал, но донимать собеседника расспросами на личные темы было не очень вежливо, поэтому арранкар чувствовал, что задел собеседника, - Пришли, третий левый коридор, нам сюда. - глубоко вдохнув, арранкар завернул за угол первым, - Господин Тоусен? Простите за задержку, мы пришли. - хотя Риньери и не знал точно, сильно ли они задержались и как долго шли, но тем не менее, счел нужным извиниться за возможную задержку...

Отредактировано Rinieri Murata (05.06.2018 02:30)

Казалось, этот путь не закончится никогда. От бесконечных коридоров уже рябило в глазах, звук шагов  гулко отдавался в ушах, а идеально ровные плиты стен начали уже раздражать - так и хотелось съездить по ним Зангецу для морального спокойствия и обеспечения Лас-Ночес дополнительной бесплатной вентиляцией. Плюс ко всему, к этим факторам прибавились настойчивые расспросы сопровождающего его арранкара, которые вызывали в душе лишь неприятный резонанс - после того, что произошло в том зале, Куросаки никаким боком не хотелось касаться в разговоре тем, связанных с шинигами, арранкарами, пустыми, реяцу и всем прочим. Поэтому на попытку собеседника извиниться за любопытство Ичиго лишь хмыкнул, давая ему неопределенный ответ на его слова. Впрочем, составлять язвительные комментарии резко стало некогда - впереди показался последний поворот, отделяющий временного шинигами от того, с кем в другое время рыжеволосый ни за что бы не стал разговаривать. В том, что Тоусен там, Ичиго не сомневался - реяцу слепого экс-капитана чувствовалась еще за два коридора. Текучая, как вода и холодная, как острая сталь висящего над камином меча, она вызывала в душе не самые приятные ассоциации и сводила на нет возможное сопротивление, которое все равно Куросаки сейчас не было доступно ввиду скованных рук и отсутствия занпакто.
Громкий голос Мураты Канаме не понравился, о чем он не преминул сообщить. Куросаки встретился взглядом с невидящими глазами, скрытыми плотными очками, словно пытался понять, что лежит на душе Тоусена. Из всех трех предавших Готэй именно он вызывал жаркие споры и непонимание, как вообще такой человек мог оказаться в одном стане с теми, кто хотел уничтожить эту бренную землю.
И этот человек сейчас предлагал ему свободу. Впрочем, такая свобода приравнивалась  к выпущенной из клетки птице, которая все равно не может покинуть квартиру с плотно запечатанными окнами, и рано или поздно, ей все равно придется вернуться в свою тюрьму только хотя бы затем, чтобы не попасть в более серьезную опасность, да и затем, чтобы банально подкрепиться. И все же, эта неудобная свобода была гораздо лучше удобного заточения, да и Тоусен все равно не стал дожидаться положительного ответа Куросаки, а сразу принялся за дело, предполагая, что у Ичиго все равно не найдется иного выхода, чем согласиться. Ведь сражаться ему нечем, а кулаки Канаме все равно не достанут - при внешней беспомощности, которая бывает присуща слепым людям, Тоусен в прошлом был настоящим боевым капитаном, да и сейчас не растратил своих навыков.
Наконец ненавистное кидо было снято, и Ичиго, растирая онемевшие пальцы, пошел за Тоусеном и арранкаром. Ему стало интересно, какие доводы в оправдание Уэко Мундо и выгодного союза с арранкарами и Айзеном предложит Канаме. Да и что он собирается показать, не коллекцию же марок?
Ичиго редко кого слушался, но сейчас вынужден был подчиняться, ибо в стенах Лас-Ночес он чувствовал себя так же уверено, как Кенпачи Зараки - на запутанных улицах Сейрейтея. Потеряться здесь не составит особого труда, а вот выбраться будет сложнее. К тому же, где-то, глубоко в душе, парня съедало жуткое любопытство - а как выглядит мир за стенами белого замка? И оправдается ли его теория о том, что, помимо Пустых и меносов, там могут оказаться кто-то из знакомых...

Тоусен привычно шел-струился по узкому коридору с непривычно-низким потолком. Ну не строят люди таких потолков.
Вообще непонятно, кому было бы удобно – даже не особо высокому Тоусену приходилось пригибать голову.
И делал он это совершенно автоматически, привычный жест того, кто частенько ходит этими коридорами.
Стены были сложены уже даже не тепло мерцающим янтарином -  каким-то белым камнгем, на ощупь совершенно гладким, будто глазированный фарфор. Когда-то давно – сейчас Тоусен сказал бы, что с тех пор прошла вечность, так сильно он изменился здесь, в Уэко Мундо, вернее, поржалуй, было бы сказать, что позволил этому месту изменить себя. – он набрался смелости и попытался отбить кусочек камня, чтобы понять, что же это.
Вот только Судзумуши даже царапины на нем не оставила.
Будто не прикасалась к  стене.
Будто они существовали в разных реальностях.
На клинке тоже не осталось ни следа.
Странный результат удовлетворил любопытство Тоусена, впоследствие сделавшего обычаем касаться стены ладонью там, где теплый янтарин сменял мертвенно-гладкий фарфор – будто приветствуя.
Коридор тем временем спускался все ниже. Под ногами мягко стелился песок, стеклянно похрустывая под тяжестью ног..
И все отчетливие чувствовалась вибрация – будто колотится огромное сердце.
Это был не звук.
Не свет.
Не движение даже – какие-то потоки силы, древней, как небо над песчаным морем.
Тоусен остановился, обернулся к спутникам:
- Я привел вас в место, которое, думаю, древнее, чем даже те коридоры, которыми мы прошли  Сердце Лас Ночес.
Думаю, даже больше – Сердце Пустыни.
Долго здесь оставаться не стоит, особенно тебе, - он повернул лицо к Ичиго. – Если, конечно, ты не собираешься остаться в Уэко навсегда. Но  мне почему-то кажется, ему будет приятно, если ты коснешься его.
И ты, – он повернулся к Мурате, – тоже, раз уж так сложилось. Однако… Тебе не стоит много рассказывать об этом. Особенно своему Эспаде. - Тоусен усмехнулся: - Думаю, тебе вообще лучше помалкивать.
Он повернулся спиной, сделал шаг,  и будто стал ниже ростом – прямо под его ногами начиналась лестница,  ведущая вниз.
- Идемте.

Ичиго молча шел за Тоусеном, отделяя его от идущего позади арранкара, практически не замечая ничего вокруг себя. На коридоры он уже насмотрелся, а сознание вместо того, чтобы любоваться красотами замка, настойчиво акцентировалось на новом плане побега и не разделяло восхищения Канаме и идущего позади Риньери. Единственное, на чем сосредоточился Ичиго, так это непривычно низкие потолки, игнорирование которых обернется хорошей шишкой на макушке -  пусть рыжеволосый не отличался исполинским ростом, как у Абарая, но практически совпадал с ростом Тоусена, которому приходилось нагибаться.
Резкий, острый звук отвлек Куросаки от собственных мыслей и заставил резко развернуться на источник шума. Но, как оказалось, это была всего лишь попытка Канаме поцарапать стену, и ничего более. Увидев чужой занпакто, временный шинигами невольно вспомнил оставленный у противника Зангецу и удивился тому, как сильно он сросся с мечом, что его отсутствие вызывает тоску и тревогу, а также страстное желание получить его обратно. Наверное, суровый дух думал так же, да и белой стороне души Ичиго также не терпелось скрестить клинки с противником. Все-таки, эти два непохожих типа были едины...
Ичиго почувствовал, что под ногами начал скрипеть песок и вспомнил о том, как ветер занес его в камеру. Выходит, снаружи пустыня или что-то вроде того. Вряд ли он остался после ремонтных работ.
Куросаки поднял голову на Тоусена. Ему хотелось бы сказать, что он и не собирался тут оставаться даже на мгновение, но слова застряли в горле, а душа содрогнулась от странного чувства, которое заполнило каждую клеточку, не давая возможности даже дышать. Внутри словно все перевернулось с ног на голову, а рассеянные  духовные частицы будто снова начали обретать знакомую форму красно-черной маски. Внутренний Пустой явно почувствовал дом и стремился наружу.
Но это была всего лишь иллюзия, доступная одному лишь Ичиго, и временный шинигами упрямо тряхнул головой, отгоняя наваждение. Он проследил за движениями арранкара, который почему-то одернул руку от стены, и сделал почти бесшумный шаг в сторону гладкого камня.
Неестественно тонкие для пятнадцатилетнего подростка растопыренные пальцы достигли поверхности, слегка коснувшись холодного материала. И снова пришло это странное, практически необъяснимое чувство. Ни добро, ни зло, ни ярость, ни спокойствие в своем чистом виде, а, словно сноп искр, перемешавший все качества и чувства, растворяя реальность перед глазами, как перед обмороком. Ичиго медленно убрал руку, чувствуя, какой она стала тяжелой и не желающей подчиняться привычным командам сознания и мозга, рождающего потребность прикоснуться к ней снова.
"Нет..."
Куросаки развернулся и заметил еще одну лестницу, которая уходила далеко вниз, рождая иллюзию, что этот путь ведет тебя прямиком в ад. Правда, после того, как Ичиго видел Врата, он перестал верить традиционным представлениям о Преисподней, таким, как то, что она находится именно под землей. В душе боролись два чувства. Одно тянуло Ичиго вперед, не сдерживая горячего любопытства и желания увидеть мир по ту сторону стен, а другое в голос кричало об опасности, захлебываясь словами. Но Куросаки этому не удивлялся - его душа уже давно поделена на добро и зло, так что нет ничего удивительного, что они схлестываются в драке.
С каждым шагом росла неприятная, режущая душу, реяцу, такая знакомая и страшная, только Ичиго не мог вспомнить, где он уже ее ощущал. Она не принадлежала Пустым, по крайней мере, тем, с которыми Куросаки сражался. Что же будет там, снаружи?

Г-н Тоусен двинулся вниз по винтовой лестнице, туда, откуда шла эта непонятная сила. Да. Теперь, простояв тут какое то время, Риньери стал улавливать её. Сила, которая не несла в себе ни добра, ни зла. Сила естественная, как сама жизнь и смерть одновременно. Чистая и ничем не оскверненная, она влекла к себе, мягко, но настойчиво так, что отказаться было невозможно. Тело двигалось само по себе, как будто внизу некий заклинатель сидел и наигрывал свою мелодию, ктороая сковывала и влекла к себе, отключая вообще всякое чувство логики. Да и к тому же, здесь Рин почувствовал себя в полной безопасности. Настолько, что сам не заметил, как очутился в самом низу, там, куда ушел чуть ранее Г-н Тоусен.
Вернее, он бы и не заметил, если бы не голос Г-на Тоусена, который снял наваждение легко и просто, как покрывало снимают с музейного экспоната, выставляя его на всеобщее обозрение. И то что Мурата увидел перед своими глазами, заставило его испытать целый шквал эмоций. От неземного восторга, до бездонной тоски. Поразительно, какой силой обладал этот... Это место... Рядом с г-ном Тоусеном находилось Нечто, отдаленно напоминавшее маску Меноса Гранде. Но, какую-то, не такую. Говорить о том, что она была больше было бессмысленно, это было чистейшей внешней особенностью. Эта "Маска" выглядела как-то, естественно что ли? Да. Пожалуй. Хотя, пожалуй, так казалось издалека (тут Риньери снова осознал, что тело продолжает двигаться - от лестницы он сделал ещё пять-шесть робких шажков, прежде, чем остановиться и взять себя в руки), возможно это был камень, принявший такую причудливую форму. Не важно, важно только, что сила, исходившая от этой штуки была вовсе не иллюзорная. Тоусен же призвал своих спутников подойти ближе. И Риньери, молча двинулся вперед. И с каждым шагом, калейдоскоп эмоций несколько раз менял свой узор, вновь и вновь будоража в существе арранкара все эмоцие, которые тот мог испытать. Наконец, возле самого камня-маски, мир внезапно исчез из восприятия Мураты. Исчез ровный и спокойный голос Тоусена, исчезла неспокойная реяцу Куросаки Ичиго. Остался только Риньери и этот Камень-маска.
Сколько времени прошло? Казалось, что оно вообще прекратило свой ход, а сам Камень, внезапно (по крайней мере, так показалось самому Риньери) стал разворачиваться к Рину своим каменным ликом. И едва "взгляд" этого Нечто коснулся арранкара, как эмоциональный "калейдоскоп" резким щелчком остановил свое вращение, выдав узор черно-пурпурного цвета, такого же, какой приобретало Серо Мураты в рессурекшионе. Но щелкнул не только калейдоскоп, или он вообще не щелкал и этот звук, который несомненно, мог услышать только Рин (он был в этом абсолютно уверен), издало что то внутри самого арранкара. Единственное, что сейчас испытывал Мурата - скорбь. Невыносимая тоска, причину и источник которой нельзя было объяснить. В следующий момент, новый щелчок вернул арранкара в реальность - голос Тоусена который вновь звал за собой. На этот раз, чтобы покинуть это место. И теперь, вернув контроль над собой, Мурата смог оглядеться. Во-первых, он ещё раз посмотрел на камень-маску, который был ровно там и ровно в том же положении, в котором он находился изначально, когда Тоусен привел их сюда, а во-вторых, арранкар осознал, что из под остатков его маски двумя ручейками текут слезы. Последнее открытие было сделано с большим удивлением. И сколько бы не пытался Мурата вытереть эти злосчастные дорожки, оставлявшие на его щеках две отчетливо заметные линии, ничего не помогало, слезы просто катились сами по себе, падая на пол, отзываясь в этом тихом зале особенно четко и звонко. Теперь в арранкаре начинал просыпаться страх. Он никак не мог понять, что же с ним сейчас было и что произойдет, когда он отойдет от этого "Сердца" Уэко-Мундо. Арранкар так и простоял бы, наверное, в растерянности, утирая слезы рукавами куртки, но колебания реяцу временного шинигами произвели эффект, схожий с эффектом речи Тоусена, заставив Мурату уже в который раз взять себя в руки. Арранкар бросился к Ичиго, позабыв обо всем на свете, даже о том, кем Ичиго являлся и в качестве кого он находился в Уэко-Мундо. Осторожно коснувшись плеча временного шинигами, арранкар не терял времени на подбор слов, они уже были укомплектованы в предложения:
- Ичиго, ты как, в порядке? - черт его знает, что происходило внутри временного шинигами, вдруг он испытывал примерно то же, что испытал и сам Мурата только что, одно было известно наверняка, и арранкар нисколько не сомневался в своих действиях, а потому следующие слова звучали твердо и уверенно, - Идем, нельзя больше здесь оставаться, нужно немедленно уходить! - голос звучал настолько уверенно, насколько только мог его таковым сделать фрассион Сексты Эспады, пускай он не услышал всей речи г-на Тоусена, но причина, по которой реока поторопил их покинуть это место (равно как и его предостережения там, наверху) - Мурата, кажется, понял, о чем предупреждал Тоусен...

Отредактировано Rinieri Murata (14.07.2018 04:48)

Тоусен почувствовал – здесь, в Уэко, его чутье , и без того в разы превосходившее чутье любого из синигами, возросло настолько, что иногда ему казалось, что он действительно видит,   - что узость коридора осталась позади.
Впрочем, это ему не нужно было чувствовать – он знал. Знал,  что узкий коридор, спускаясь все время вниз, каким-то непостижимым образом выходит на плоской вершине холма.
Чахлое деревце  - причудливо изломанный кристалл кварца – вытянуто по направлению ветра, будто указатель.
На деревце болтается какой-то клок невнятного цвета, хлопая на ветру.
Тоусен кивает – словно слыша в этом хлопанье что-то свое.
Словно - видя это самое деревце.
От дерева расходятся тропы. Одна идет назад, в обход кварцевой арки – выхода из коридора, - сбегает по склону и теряется в песке. Говорили, если стоять и смотреть по направлению тропы, можно различить у горизонта серебристое сияние и контуры башен. Лас Ночес. Во всяком случае, замок.
Сложенный из белого камня.
Говорили,  правда, что дойти до него отсюда не удавалось никому – но сам Тоусен и не пытался, а того нелепого существа со скрипучим бесцветным голосом и острыми коготками на каждой из многочисленных – Тоусен как-то спросил, сколько  их, Джур  (так звали существо) рассмеялся (будто горсть сухой чечевицы бросили на бамбуковый татами): я не считал. Достаточно, чтобы убегать – которое рассказывало об этом, ему больше не доводиломсь встречать.
Видимо, лапок оказалось недостаточно.
Хотя сам Тоусен предпочитал верить, что Джуру удалось найти Дорогу – еще один миф Леса Меносов – и уйти по ней к Границе.
Говорили, у Границы песок меняет цвет, становится красным и холодным.
Говорили, далеко за этим местом  - город Утренней Звезды, который древнее даже, чем Король Душ.
Говорили…
Много о чем говорили – спохватился Тоусен, с сожалением выныривая из потока мыслей, навеянных гудением ветра. 
А вот Ичиго и Риньери что-то задерживаются.
Тоусен торопливо – что совершенно не свойственно для него – шагнул назад, к зеву коридора.
Если Пустой внутри Ичиго не смог  устоять перед будоражащим самые сокровенные уголки души зовом Сердца, это станет его, Тоусена, виной.
Впрочем, тут же он почувствовал – все в порядке.
Удовлетворенно кивнул.
Шагнул в сторону, позволяя Риньери и Ичиго выйти на простор.
- Смотри. Смотри, Ичиго. И ты, Риньери – я знаю, мало кто из обитателей верхних ярусов Лас Ночес спускался в самые нижние.
А Пустыней сюда не дойти.
В этом Тоусен был уверен. Он пробовал однажды – доверившись чутью Судзумуши, он потратил не один час – но не смог добраться сюда, хотя направление избрал верно, в этом он не сомневался.
-А дальше...
Я хотел бы отвести вас еще в одно место.  Если вы не возражаете.
Откуда-то пришло чувство утекающего времени. Вдруг. Словно где-то прорвало плотину, и секунды, обгоняя одна другую,  понеслись стремительно, торопясь слиться  в вечность.
Времени осталось  мало. Вот-вот начнется.
Что – начнется? Мысленно спросил Тоусен.
Пустыня предпочла промолчать.
Даже ветер стих, предоставив Тоусену самому разбираться со своими предчувствиями.
- Вы чувствуете? – не выдержав, спросил  он у спутников. – Или…

Ичиго ненавидел черный цвет и знал, почему Зангецу не любит дождь. Дождливой ночью погибла его мать. Пустые нападали по ночам. Гарганта, откуда они появлялись, была угольно-черной. Черные одежды шинигами словно выбивались из этой страшилки по черную-черную комнату, и все же, иногда Куросаки их ненавидел. Наверное, потому, что так до конца и не смог стать шинигами, как бы не старались его мастера...
Он молча шел по лестнице, чутко вслушиваясь в звук собственных шагов, как будто боялся, что, не обращая на них внимания, он снова окажется во внутреннем мире наедине с белой стороной души. Нет, Ичиго не боялся. Уже не боялся. Едва покинул коридор с громадной маской, он почувствовал, как оковы Хичиго ослабли и больше не давили на душу, а значит, сейчас он один хозяин своему телу и разуму, и, если будет возможность сражаться иначе, он больше не станет призывать Маску в этом бездушном мире. И все равно, ему было тяжело думать о побеге - наверное, потому, что предыдущий не удался, да и вообще само слово казалось рыжеволосому неправильным и презрительным. А может, дело в том, что Пустой чувствовал себя дома и, насколько мог, удерживал тут Ичиго, не давая ему возможности покинуть мир порожденных тьмой? Одни вопросы и ни одного ответа...
Куросаки шагнул за Тоусеном. Глаза неприятно защипало - после подземелий свет казался до невыносимости ярким. Впрочем, это ощущение продолжалось недолго - все-таки, Уэко Мундо нельзя сравнивать с миром живых.
Ичиго остановился, не в силах сделать шага. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась пустыня, похожая на одну из многочисленных изображений в школьных учебниках по географии. Но у временного шинигами не повернулся бы язык сравнить эту холодную пустошь с земной пустыней. Он чувствовал, как по всему телу прокатывает слабый электрический разряд, едва глаза встречаются с ландшафтом. В складках барханов залегли тени, которые, казалось, оживут и бросятся на вторженцев, а зависший над ними полумесяц с острыми краями казался плохо сделанной декорацией в школьном театре. Именно он заставлял душу сжиматься до размеров крохотной комнатки метр на метр. Влажный ветер, никак не подходящий для пустыни, ударил Ичиго в лицо, словно намеревался сбить с ног.
Внимание Ичиго, как и его спутника, привлекло странное дерево, растущее прямо из холодного песка, на котором болтался какой-то обрывок ткани. И сухой пенек, и тряпка вызывали в душе странный резонанс. Казалось, у дерева кто-то сидел и смотрел на пришельцев безжизненным взглядом.
Куросаки стало не по себе. Ему хотелось развернуться и что есть сил бежать обратно за стены. Конечно, можно было, подобно бесстрашному герою, броситься навстречу опасности, но не сейчас, когда при нем не было оружия, а пустыня казалась бесконечной. Отчего-то временному шинигами хотелось верить Канаме, который утверждал, что эту пустошь так просто не пересечь.
Ичиго не собирался отвечать. Он нахмурился, плотно сжал губы и сложил руки на груди, словно на миг превращаясь в неприступную стену. Играть в игры-"угадайки" ему уже надоело, ровно так же, как и позволять душе лишние сомнения и тревоги. На самом деле Куросаки отгораживался не от шинигами-предателя и не от арранкара, а от самой пустыни и ее невидимых обитателей.
Рыжеволосому больше не хотелось испытаний и бессмысленных прогулок. Все, хватит! Нужно найти Зангецу и убираться отсюда, покуда душа еще окончательно не затерялась среди правды и лжи, добра и зла настолько, чтобы усложнить Ичиго жизнь. Куросаки не хотел признаваться себе в этом, но он боялся. Боялся, что не сможет уйти отсюда, даже если предоставится возможность...

В голове арранкара наполнялся красками один из образов. Вернее сказать - этот образ получал новое оформление. Силуэт одного из трех реока, шинигами, чьим призванием было уничтожать пустых, сейчас казался Риньери ближе по духу, чем кто либо среди сородичей. Странное и в то же время, немного пугающее откровение. Арранкар хотел было сказать что-нибудь, задать какой-нибудь вопрос, который вернет назад его уверенность в том, что ни Тоусену, ни всем остальным реока доверять нельзя, но  казалось будто бы сама Пустыня решила всеми силами не дать Мурате сделать этого, все складывалось так, что стоило арранкару придумать вопрос или сформировать предложение, Тоусен, каким то образом вычитывая, одному ему понятные знаки, сразу наносил контрудар одним метким предложением. Так что в тот момент, когда Тоусен призвал своих спутников поторопиться, как если бы они опаздывали на встречу с кем то очень важным, или же они торопились попасть в некое место, которое должно было вот-вот закрыться и исчезнуть из этого мира, в этот момент Риньери решил более не пытаться себя разуверить, пускай краски ложаться так, как они делают это сейчас, и пусть воля Уэко Мундо решит, что будет дальше. Поэтому Рин молча кивнул в след г-ну Тоусену и повернувшись к Ичиго негромко окликнул его.
- Идем, чем скорее дойдем до места, тем скорее ты вернешься за своим оружием... - с этими словами Риньери пошел вслед за г-ном Тоусеном, что именно заставило его сказать именно эти слова, откуда он взял, что Временному шинигами не терпится вернуть свое оружие, а то, что оно у него было, было весьма очевидным, почему то именно этими словами Риньери надеялся отвлечь шинигами от беспокойных мыселй и от шепота Зверя...

Тропа стелилась под ноги, ласково, как голодная кошка.  Серебристая трава по обочинам завораживающе мерцала, ее неяркий бирюзовый свет делал окружающую тьму еще гуще.
Неведомый обитатель песчаной проплешины затаился,  лишь рваные сполохи реяцу давали знать, что Тоусен и его спутники – не единственные присутствующие  здесь.
Тоусен обернулся,  почувствовав спиной  напряжение Ичиго – то ли страх, то ли недоверие, то ли то щекочущее нервы и будоражащее инстинкты чувство, которое заставляет детей обязательно забраться в старый темный подвал, конечно же, населенный самыми жуткими привидениями, какие только может вообразить человеческий разум.
Познать свой страх.
Почувствовать свою слабость.
Преодолеть страх.
Стать сильнее него.
Стать сильнее себя прежнего.
По губам Тоусена  скользнула усмешка. Врядли Ичиго  – или Мурата, если уж на то пошло – сумеет разглядеть ее, а тем более истолковать.
Ну да Вечность с ним.
Тоусен едва ли смог бы ответить, если бы его спросили, зачем он ведет временного синигами  в самое сердце Леса.
Для чего открывать врагу самые сокровенные места?
Но Судзумуши во внутреннем мире умиротворенно шелестела   сетчатыми крыльями, поблескивая  огромными фасеточными глазами – впервые с того момента, как он принес  Куросаки в тронный зал Лас Ночес умиротворенно, – а значит, он все делает правильно.
Друга всегда знаешь в лицо.
Врага  тоже нужно знать. В лицо, по имени, его душу, его мечты, его порывы, его радости и горести, его страхи и его надежды.
Возможно, это сделает войну – неизбежную, ТОусен не тешил себя надеждами – менее кровопролитной.
Айзен Соуске лгал. Его не интересует ни Уэко, ни Сейрейтей, ни Каракура, ни кровь, ни мир, ни жизнь – ему нужно Измерение Короля.
Власть.
Впрочем, какое–то чувство подсказывало Тоусену, что то, чего надеется достичь Айзен, на поверку окажется совсем не таким притягательным, как тому кажется.
Как оказался Готей –13 не тем, чем казался слепому юноше из Руконгая.
Как иллюзорным было будущее, нарисованное Айзеном на  песчаном лике Уэко Мундо.
Не есть ли власть Короля Душ самый большой обман  в мире?
Не важно.
У монеты две стороны.
Нельзя смотреть одновременно на обе.
Нужно выбрать свою.
Айзен выбрал. И цена, которую ему придется заплатить за его выбор – справедлива.  И та, которую заплатит Готей, погрязший в косности и равнодушии – тоже.
А вот та, которую  за выбор самозванного владыки будет платить Уэко – нет.
А значит, для Тоусена тоже настало время выбирать.
…И пал гул. Где–то во тьме, неразличимы почти ухом, он возник, наполняя собой мысли и чувства, пронизывая душу первобытным каким–то чувством сопричастности.
Тоусен остановился у первой из трех ступеней из белого камня.
Обернулся к спутникам.
– Капелла. 
За его спиной по каменным плитам плясали  блики света, пробивающегося через спелетенные кварцевые ветви откуда–то сверху.
Он сделал приглашающий жест, и поднялся по ступеням, привычно пригнувшись, чтоб не стукнуться лбом о выступающую ветку.
– Слушайте!
В сплетении кварцевых ветвей пел ветер. Казалось, Тоусен и его спуники стоят среди огромного количества флейт – от самого-самого звонкого сопрано до тугого глубокого медного альта, и каждая из них ведет свою песню.
И все они сплетены в одну музыку.
То громче, то тише, музыка накатывает со всех сторон, подобно мерному дыханию океана.
В ее звучании – ропот дождя по кожистым листьям первобытного леса.
Грохот извергющихся вулканов.
Обреченная тишина арктического холода.
Опустошитеьный жар экваториальных пустынь.
Страх, родившийся прежде человечества.
Надежда, сотканная из света звезд, погасших за миллионы лет до появления первого синигами.
Мечты –  несбыточные, нереальные,  причиняющие душе боль и щемящий восторг, наполняющие силой слабых и делающие сильных всемогущими.
Ветер Уэко–Мундо.
Голос Уэко–Мундо.
Время Уэко–Мундо.
Сплетаясь непостижимо в одно целое, все миры звучали сейчас здесь, в Капелле.
Их звучание затрагивало самые сокровенные струнки души, заставляя острее чувствовать. Себя. Свои желания, стремления, надежды и опасения.

Тоусен застыл, подняв лицо к невидимому им свету, будто позволяя мелодии течь свозь него.
Постояв так некоторое время – весьма краткое, хоть и казалось, будто прошла вечность – он тихим шепотом произнес:
– Вот и все. Не станем задерживаться здесь.  Время не ждет.  Идемте. Пора возвращаться.

Наверное, впервые за все годы разумного существования, Ичиго понял, каково приходилось древнегреческому богу Атланту, державшему небесный свод. Рейацу Уэко Мундо давила на плечи, грозясь вбить Куросаки в холодный песок по самую макушку. Оставалось только гадать, каким образом Тоусен, не принадлежащий к расе Пустых, выдерживает гнет темной энергии, и спокойно шагает навстречу неизведанному. Может быть, когда ты лишен зрения, остальные чувства обостряются настолько, чтобы спокойно адаптировать тело к непривычным условиям.
Наверное, именно поэтому Ичиго не любил узкие тропинки, где любой шаг вправо или влево мог стать последним в твоей жизни. Конечно, широкая дорога тоже могла уйти из-под ног или обрушиться, но, по крайней мере, ты успеешь это увидеть, и будешь знать, что под землей не будет ничего страшного, а над головой всегда останется небо в качестве ориентира, благодаря которому можно будет найти дорогу обратно.
Но сейчас у него не было выхода или другого пути. Оставалось только продвигаться вперед, стиснув зубы и повинуясь, хотя сейчас временному шинигами хотелось лишь одного - вернуться в свою камеру и больше никогда не видеть этого холодного мира с неестественно-белыми деревьями, напоминающими сухие ветки, которые, казалось, могут осыпаться при одном прикосновении, и ледяным песком, колючим, как терн.
"Чего ты добиваешься, Тоусен? Зачем ты показываешь мне все это?" - стучало в сознании настойчивым судейским молотком. - "Хочешь продемонстрировать мне место, где я умру? Или тобой движет иная цель?"
Новый звук, разметавший тяжелую тишину на неравные лохмотья, заставил Ичиго непроизвольно задрать голову. Не разобравшееся, что к чему, сознание сначала остановило свой выбор на совершенно нелогичном образе из Каракуры - самолете или вертолете, способном издавать такое гудение.  И объяснение темнокожего капитана ни капли не успокоили Куросаки - по его мнению, капелла была материальной и наполненной живыми людьми, слаженно поющими в один голос, но вовсе не это безмолвное пространство, где невидимые певцы больше пугают и настораживают, не вызывая никакого желания их слушать.
Не отдавая себе отчета, Ичиго зажал руками уши и зажмурился, стремясь отгородиться от окружающего его мира. Ему как никогда захотелось поговорить с Зангецу, и он вкладывал все силы, чтобы перед глазами вновь возник наполненный неправильными небоскребами мир. Но случилось совершенно неожиданное - перед глазами возник Белый Пустой и со всей силы толкнул временного шинигами в грудь. Ичиго рухнул на холодный песок, поджав под себя ноги и снова закрыв лицо руками. Ему казалось, что вокруг него развернулся шабаш нечистой силы - хохочущий, визжащий и свистящий, но доступный только ему одному. Может, Тоусен и Риньери ждали какой-то другой реакции, но, увы, с нынешними действиями Куросаки она не сходилась ни на миллиметр. Впрочем, долго валяться на песке рыжеволосый не собирался, и вскочил на ноги, как ошпаренный. Оказывается, пока он тихо сходил с ума, арранкар и предатель-шинигами уже получили нужные им ответы и собрались в обратную дорогу, лишний раз напомнив Куросаки о том, чтобы он тут не задерживался.
- И без тебя знаю! - озлобленно прошипел он ни в чем неповинному Мурате, сложил руки на груди и мрачно потопал за Тоусеном. На душе временного шинигами стало холодно и пусто, и ему не хотелось признаваться в этом.