За окнами школы вновь по зелёным листьям прыгали солнечные зайчики, дул лёгкий, приятный ветерок, унося вдаль вереницы пушистых облаков, маня расслабиться, насладиться этим прекрасным временем и забыть обо всем. Вот только старшеклассникам было совсем не до этого. Даже самые завзятые оболтусы-разгильдяи и те, кидая мечтательный взгляд за нереальную для них жизнь за стеклом, возвращались снова в свои тетради или учебники. Школьная жизнь с её постоянной нагрузкой, проверкой знаний требовала много сил, жертв и работы над собой. Исиде, как лучшему ученику, в это время приходилось вдвойне сложнее: помимо учебы (Куниеда и так вон постоянно на пятки наступает по баллам) было много общественной работы, не говоря про все другие проблемы. В такое время жизнь напоминает белку в колесе – все сливается в одну сплошную полосу, постоянно чем-то занят, остановиться нельзя, но и результата никакого не видишь. Дни мелькали, как сумасшедшие…
Учёбой были заполнены почти все вечера, перерывы, поход от дома и до школы, но теперь, когда ему больше на телефон (всё-таки оставленный, но Исида подозревал, что Урахара Киске все же его попросит вернуть) не поступали сообщения с информацией о нападении пустых, стало всё-таки немного проще. За всё это время, когда Куросаки вернул свою силу, Урью истребил всего несколько хищников из Уэко Мундо – и то только потому, что те были рядом с домом. Необходимость в нём отпала. Стало ли ему… Спокойнее? Он пока сам не знал. С одной стороны квинси считал своим долгом уничтожение пустых, а с другой…. его спину больше не сверлил раздражено-завистливый взгляд Ичиго, когда приходилось срываться с очередного урока.
Ни времени, ни моральных сил, ни желания особо сейчас не было, да и что-что, а на цели он умел сосредотачиваться. Без поддержки отца его самостоятельная взрослая жизнь и так была довольно сложной, а тут ещё впереди маячило поступление в университет – без самых высших баллов и общественной работы ему рассчитывать точно не на что. После подведения экзамена на середину четверти стало немного проще. Исида, увидев себя вновь на первом месте, деловито поправил очки и сделал вид, что его нисколько не беспокоил результат, но сам порядком успокоился и с головой ушел в дела студсовета.
Вот и сейчас, когда началась очередная обеденная перемена, а большая часть одноклассников вынеслась на пришкольную территорию, он остался за своей партой, разбирая поданные от старост дела, предложения и замечания для студсовета в конце недели. Кое-что, однако, нужно было решать уже сейчас. Литературный клуб по-прежнему доставлял много проблем, и Исида решительно был настроен разобраться с ним, вот только главная проблема заключалась в том, что его нельзя было расформировать, но, то что стоило менять формат – это уже было ясно всем. Поставив пометку о том, что над этим нужно было поразмышлять вечером и составить как минимум два своих предложения, Урью переложил этот лист в другую папку и вчитался в отчет о плохом дежурстве в классе 2-А. Что ж, прошлое наказание в виде уборки все школьной территории, видимо, не особо повлияло на их старательность. Добавить ещё и уборку в здании под контролем преподавателей или самому проследить за всем? Но поразмыслить над этим как следует Исида не успел – поверх отчётов упала колючая тень, которая могла принадлежать только одному человеку. Урью сморгнул, вырвался из своих размышлений и поднял взгляд. Почему-то даже такое неожиданное вторжение уже вызвало у него глухое раздражение.
Последовавший за ним жизнерадостный вопль на полкласса (во всяком случае, для Исиды он прозвучал именно так) чуть было не заставил его сразу же взвиться со стула и устроить рыжему разнос по полной, чтобы тот понимал, когда не стоит мешать президенту студсовета, вот только когда до него дошел смысл слов – квинси оцепенело замер, на время лишившись дара речи… Впрочем, минутная пауза быстро сменилась пониманием. Урью никогда не был идиотом, чтобы не сложить 2 и 2, в отличие от Куросаки, который, видимо, вспомнив самый первый опыт общения, решил не придумывать ничего нового, а вновь прокатиться по старым рельсам. Да, экономя время и деньги, квинси, как и раньше, не брал с собой в школу бенто, а такого человека, который бы мог приготовить ему обед, у него просто не было.
Вот же… Он даже не стал оглядываться по сторонам, понимая, что Ичиго и так привлёк к себе внимание, а скоро ещё начнутся недовольные вопли кинутых им «ради общения с очкариком» друзей. И что вот с этой бестолочью делать? Почему всегда выставляет его в глупом свете? Цель такой «заботливости» и так понятна, вот только от этого никак не легче. Исида кинул быстрый взгляд на часы, прикинув время до конца обеденного перерыва, потом взял стопку листов, лежавшую перед ним, стукнул ею о парту, выравнивая, поднялся.
– Куросаки, – холодный взгляд в глаза с обещанием мучительной смерти, если он продолжит вопить и продолжать детские игры в том же духе, – Я сейчас занят. Если ты хочешь поговорить, то через 15 минут жду на крыше.
***
Исида, закончив в одной из клубных комнат работу над наказанием для провинившегося класса, поспешил вверх, по лестнице, чеканя шаг по ступенькам. Он знал, что в такую погоду мало кто пойдет туда: под тенью деревьев и на траве в разы приятнее. Если этому рыжему идиоту так не терпится поговорить, то что ж, около получаса у них есть… Раздражение бурлило всё больше, а выражение на лице становилось всё более холодным и серьёзным. Всё последнее общение с Куросаки Ичиго сводилось к взаимным оскорблениям, претензиям и крикам. Что на этот раз?

Дверь закрылась неплотно, почти бесшумно. На крыше было жарче, чем внизу и даже в школьных коридорах, но для Исиды вполне комфортно: его, с учетом низкого давления, постоянно морозило, но будь тут даже жара, как в Сахаре, он бы всё равно не стал, как Куросаки, расстегивать униформу, предпочитая всегда иметь строгий и официальный вид, а не выглядеть, как некоторые раздолбаи. И дело было совсем не в занимаемой должности. Он так привык. А по поводу вечно расхлябанного вида Куросаки он  никогда не упускал случая пройтись. По дороге он кинул взгляд на часы: прошло 14 минут с момента, как покинул класс. Не опоздал. И чего Ичиго весь такой всклокоченный и психованный, будто решается как минимум судьба мира? Ел бы спокойно. Но нет, нервничает, накручивает себя, чуть ли не носится по всей крыше. Бенто, впрочем, предусмотрительно уже было открыто. Значит, ждал и не шутил. При всех его странностях и заскоках Исиде только оставалось удивляться, как у того работали мозги, в очередной раз рыжему ходячему бедствию удалось его поразить. Вот только от этой мысли легче не становилось. На душе было пасмурно, гордость требовала вообще включить игнорирование и не обращать внимания на всякие выходки. Не получалось до конца.
Всегда.
Раздражало и выводило из себя.
Казалось бы, вот чего ему, Урью, надо? Вот Куросаки вновь стал шинигами, сел на своего любимого конька защиты всех и вся – и пусть несётся туда, куда ему хочется. Снова друзья? Снова они всей такой разношерстной, странной, но в тоже время такой дружной компанией могут отправляться к очередному разрыву между мирами и показывать, где раки зимуют всем вторженцам? Но нет. Всё равно что-то было не то. Всё равно что-то постоянно при встрече с ним вызывало желание уйти в сторону, смешаться с толпой и остаться незамеченным. Возможно, потому что им уже было не пятнадцать. Возможно, потому что слишком много проблем накопилось и давило непомерным грузом. Возможно, они все стали слишком разными?
Почему он за всё то время, за все те долгие семнадцать месяцев, которые Куросаки Ичиго пытался жить как обычный человек, сам ни разу так и не подошел и поговорил с ним? Пожалуй, среди всех его «особых» знакомых, за исключением Рукии Кучики, которую рыжий больше не видел, только Исида мог понять его чувства, мог понять, через что тот прошел, какие муки и сколько боли все это доставляло, но всё равно даже не мог поднять эту тему в разговоре? Почему ему было проще отмалчиваться, стараться не общаться и делать вид, что ничего не произошло? Почему только во время той драки рядом со школой они смогли выплеснуть все то, что накопилось? Почему во время всей этой заварушки с Цукишимой и Гинджоу они только и могли, что орать друг друга, не желая слушать?
Исиде некогда было разбираться во всех этих вопросах. Чем меньше копаешься в себе, тем лучше результат, поэтому и сейчас он не собирался облегчать задачу Куросаки, не собирался гадать, что пришло в эту рыжую, вихрастую голову и уж тем более нарушать эту странную, неуютную тишину. Устроившись на бетонном бордюре по другую сторону от бенто, он закинул ногу за ногу, сплел обманчиво тонкие пальцы на коленке и посмотрел вдаль.
Со стороны казалась вполне обычная ситуация: два друга сидят в обеденный перерыв на крыше, наслаждаясь вкусной едой и разговором. А на деле – шинигами и квинси, которым было не до всей этой обыденной простоты.

Когда-то, давным давно, мальчик по имени Исида Урью, очень сильно мечтал, что у него будут настоящие друзья, с которыми можно разделить все, которые могли бы его понять, которые… видели то же, что и он. Тогда же этот самый мальчик, не особо признаваясь себе, фыркая и с гордым видом проходя мимо группы шумных учеников сначала младшей, потом и средней школы, устроившихся на траве с бенто, глубоко в душе мечтал оказаться среди них.
Годы шли, Исида Урью больше не был тем мальчиком, прятавшим глаза за прядями челки, но вот гордость и отстранённость никуда не делись. Он по-прежнему не желал показывать, что у него на душе. А одиночество? Одиночество стало привычным, обычным и уютным. Пока, в конце концов, не образовалась эта странная, наделённая удивительными способностями компания, в которой, настолько привыкнув к своему образу жизни, он всё равно продолжал делать вид, что с не с ними. Рядом, но не близко, свой, но не до конца.
И вот, спустя столько лет, когда, в принципе, детская мечта с налётом наивности и лёгкой зависти давно осталась в прошлом, состоялся вот такой обеденный перерыв. Словно в издёвку. Казалось бы, расслабься и радуйся жизни, но нет… Не выходило.
Исида ненавидел слово случайность… Расчёт в его жизни всегда имел куда больше значение. Но именно эти чертовы «случайности» так часто выводя его из себя, кардинально меняли весь его мир.
Их олицетворением в его жизни в  полной мере был Куросаки Ичиго.
Сколько квинси помнил, всегда было трудно просчитать, что именно тот, при всей его простоте и наивности, задумал. Вот и сейчас…
Первая фраза заставила Исиду кинуть на Ичиго полный удивления взгляд, но промолчал. Он знал, что это такое. Прочувствовал кожей каждое слово. Бегал сам по таким кругам, пытаясь слепить из остатков прошлого хоть что-то подходящее, хоть что-то, дающее смысл к дальнейшему существованию. Видел, как точно также, с упорством хомячка в колесе, мчался куда-то Куросаки, но меньше всего ожидал подобного признания, потому что видел, как тот все те долгие месяцы, хмурясь и мрачнее, когда был наедине, старался при друзьях быть самим собой. Таким, каким, как ему казалось, должен был быть.
Сдержав хмыканье от следующей реплики, Урью лишь сильнее, почти до боли, стиснул переплетенные пальцы. Он понимал, что всё то, о чем говорил рыжий, было уже в прошлом. Так зачем ворошить все те тяжелые, давящие своей непомерной тяжестью, события, как ворохи прошлогодних подгнивших листьев? Почему Куросаки всё ещё загоняется какой-то дикостью и не может дальше смело идти вперёд, не оглядываясь назад? Неужели дело именно в нём? Или появилось что-то настолько невыносимо сложное, что настолько мешало ему быть собой? Урью понимал беспокойства большинства учеников старшей школы, которым будущее казалось туманным, сложным и непостижимым, но вряд ли Куросаки относился к их числу.
Так что же? Чуть нахмурившись, Урью устремил взгляд к горизонту, чуть сощурив глаза и слушая, что тот скажет дальше. Он решил не гадать, потому что далее могло последовать от «Кон в моем теле соблазнил девушку, и я скоро стану отцом» и  «завтра на нас нападают пришельцы с Сириуса» до какой-нибудь дикой ерунды или даже предложения руки и сердца… Всё это казалось Исиде в равной степени бредом, поэтому предпочёл дальше не давать свободы мысли. Всё равно Куросаки «случайно» поступит по своему.
Нечто важное…
Он сдержал вздох.
«Не смогли поговорить? Вот как это называется?» Как будто они хоть когда-то нормально разговаривали. На свою память Исида не жаловался, но та недоуменно молчала, сосредоточенно, как престарелый библиотекарь, пролистывая каталоги в поисках несуществующего рассказа, так нужного невнимательному ученику. Хотелось сказать многое, но все вертелось от «очень ядовитое» до «саркастически жесткого», оставалось только выбрать правильное сочетание, которое бы подействовало на рыжего точно как ведро воды на зашедшего на чужую территорию наглого соседского кота. Последний «разговор», если это можно назвать так, закончился пендалем, а дальше Куросаки, как и всегда, поступил по своему, не собираясь и слушать его. Ах да, еще фирменное «заткнись»…
Следующая реплика заставила Урью распахнуть глаза и удивленно посмотреть на Ичиго: что за….
Определенно, думать – не самая сильная черта Куросаки.  И эта странная благодарность… Почему тот посчитал, что должен сказать это? И зачем?!
– Куросаки,  – Исида сделал паузу, на этот раз не по привычке, не для усиления драматического эффекта, а потому, что старательно подбирал фразу, не зная, как реагировать на такие странные заявления. – К чему всё это? Тебя действительно это беспокоит?

У Исиды, кажется, был уровень эксперта в создании неуютной атмосферы, от которой ощутимо температура падала на несколько градусов, а неуместные разговоры, особенно в кружке или на заседании студсовета, сворачивались сами собой. Вот только на Куросаки обычно это действовало с точностью, да наоборот. Любые слова, которые на другого оказали бы эффект ведра с холодной водой, для него становились как красная тряпка для быка, заставляя атаковать, орать, ерепениться и находить самые уязвимые места в его защите… и, что скрывать, вполне успешно. Но их словесное оружие, пожалуй, за это время тоже изменилось и стало в разы изощреннее. Никто не упускал случая поддеть другого, напомнить прошлые «грешки», не говоря уже о том, что при каждой встрече щиты и мечи настраивались автоматически…
А сейчас… сейчас Куросаки перестал жевать и нести откровенную чушь. Как ни странно, но Урью этот факт даже как-то подбодрил. От этого непонятного настроя не осталось и следа, а квинси вот подуспокоился. Даже взял один из идеально ровных, мастерски, с любовью слепленных онигири, и откусил, медленно разжевывая. Кое-что, пожалуй, не меняется. Да, несколько лет назад ему было очень сложно отказаться от домашней еды… от этого прикосновения к нормальной жизни. Кто-то, пожалуй, мог бы посмеяться над такой «продажностью», только о таком никто не подозревал. Если бы Урью был куда большим фантазером, чем на самом деле, то вполне бы мог представить, что это – обычные посиделки, а то же самое бенто собрала ему мать или дедушка… правда, он помнил только, как готовил последний. Остальные воспоминания были затерты, словно по ним прошлись ластиком. С каждым годом ему было сложнее вспомнить, какой была его мать.
Рюкену, понятное дело, было не до этого. Наверное, ему вообще никогда не было до него дела. Так, как будто его заставили жениться, а что делать с результатом супружеских отношений – не рассказали. Хорошо, что в той средней школе, где он учился, была все же небольшая столовая, редко, но встречается…
Вкусно, непривычно, приятно. И так не похоже на то, что Исида сам себе готовил. Можно было бы придраться, что рис передержан или слишком мало начинки – но на самом деле это было не так. Понимает ли Ичиго, как ему повезло? Ценит ли это? Или для него такой вот обед, такая вот забота – сестры ли? Отца? Кто там вообще в семье Куросаки готовит? – в порядке вещей?
Разговорчивость у Ичиго постепенно сошла на нет. Последняя фраза заставила Урью едва слышно хмыкнуть. Звучала она ни чуть не лучше предыдущих, но при этом как-то скомкано и поэтому нелогично. Спокойно прожевав ещё один кусок, Исида откинулся немного назад, привычка корпеть над книгами привела к тому, что он немного сутулился, да и те сантиметры, на которые он опять вытянулся, заставляли чувствовать себя неловко и странно, особенно в такой ситуации. Прикинув возможные варианты ответов, Исида поправил очки свободной рукой, посмотрел на него оценивающим, не лишенным некой насмешки взглядом:
– Куросаки, скажи, твоей головой вчера не пробили несколько стен? – такое уже было, вот только прошло без последствий, кто знает, как на этот раз, Исида не исключал и такое. После чего сделал другое предположение: – Никто не кусал? Не оцарапал или отравил? Если такое было, то я, пожалуй, могу отвести тебя в медпункт… или к Урахаре-сану, – последнее, пожалуй, было зря. Но вредность требовала вставить свою дозу в этот странный разговор. Вполне довольный собой (впрочем, на лице это никак не отразилось), он доел онигири, наслаждаясь сочетанием кисло-соленного, и вполне беспечно, с чувством выполненного долга, подхватил другой.

– А ты? – сразу же выставил щит закономерного вопроса Исида, склонив голову чуть к плечу и сузив глаза, рассматривая Куросаки, который так нагло накинулся на него с мечом претензий и каких-то непонятных обид, которые он, Урью, такая вот жестокая сволочь, сумел ему своим равнодушным отношением уже нанести! Надо же… какая тонкая душевная организация! Квинси даже не представлял, какие мысли блуждали под этими рыжими вихрами, заставляя того поступать так странно, складывать слова в этот нелогичный противоречивый бред и вообще… быть именно тем, кем он был. Исида дураком не был и понимал, что вся эта подготовка и довольно неуклюжее приглашение на обед – лишь пар от котла, а все остальное долго варилось и бурлило многие недели, если не месяцы. Пожалуй, эта ситуация очень напоминала ту, когда после их первой встречи  Ичиго сначала следил за ним в классе, а потом и после школы. Очевидно, велась какая-та борьба с самим с собой и намечалась попытка хоть как-то разобраться во всем произошедшем. Вот только он-то тут причем?
Взгляд стал темнее и холоднее. Кажется, пришла пора поставить кого-то на место. Исида спокойно доел третий онигири, после чего вытер руки, смерил его очередным внимательным взглядом: даже по тому, как рыжий пил воду, прекрасно улавливалось состояние: Куросаки вот-вот был готов вспыхнуть и разораться так, что по всей школе бы содрогнулись стёкла. Такая перспектива была совсем не заманчивой, поэтому решил ответить жёстче, чем следовало бы. Что-что, а всё то скомканное словесное блуждание, что тот считал за великие вопросы, Исида помнил отлично:
– За всё время нашего разговора…– тут Урью позволил себе выделить последнее точно также, с нажимом, как до этого Ичиго слово «умный»: – я не услышал ни одного вопроса, на который бы мне стоило отвечать. Все твои экзистенциальные размышления и проблемы меня не касаются. Могу только посоветовать почитать некоторых философов или же записаться в философский кружок…
Конечно, рассчитывать, что Куросаки обратился к нему за такой помощью, было очень глупо. Да и за всё время, что они «общались», тот ни разу никогда не просил его помощи по учёбе. Разумеется, что и раскрывать свою позицию и рассказывать о подобных душевных терзаниях Урью не собирался. Да и не то время, не то место и человек не тот… впрочем, такого собеседника, в разговоре с которым Исида мог бы открыто рассказать о своей позиции, у него и не было.
– Про благодарность я услышал… Не стоит,  – квинси поправил очки, блеснув стеклами на солнце, – Куросаки, запомни одно: все мои поступки – это результат моих решений, если тебе они были выгодны, то это не значит, что в следующий раз будет также.
Исида всё еще не мог простить себе того, как проявил себя в поединке с Гинджоу Куго. Почему-то он, догадывавшись о тех подковерных интригах шинигами задолго до этих событий,  был слишком уверен, что для Куросаки новость будет подобна взрыву, когда рассыплется весь его мир, вся его вера в тех, кого он называл друзьями, словно карточный домик. Ичиго же не обратил на слова первого временного шинигами никакого внимания. А вот Исида… Исида показал себя слишком… беспокоящимся о Куросаки, слишком другом… Как глупо! Такое не должно повториться.
– Спасибо за приглашение, онигири были очень вкусными, – Урью отдал должное повару, но следовало расставить все точки над «и», так сказать, на будущее, во избежание недопонимания и нелепых ситуаций. Пусть вместе им осталось учиться не так уж долго, но зная Куросаки, тот мог в очередной раз учудить по полной программе, – но больше меня не зови. Лучше проводи время со своими друзьями.
Расставив таким образом границы и отрезав себя от круга друзей Куросаки Ичиго, Исида поднялся, кинул взгляд на часы: ещё оставалось около пяти минут, но пожалуй, нужно было возвращаться.