"Жалкое зрелище," - думал Хирако, глядя на избиение младенцев, происходившее последние несколько часов перед его глазами. Сначала это было даже увлекательно, но без возможности делать ставки быстро наскучило... Сейчас же на вайзарда нашло философски-меланхоличное настроение, предававшее тонкую нотку бессмысленности в итак не слишком продуктивное действо.
Ичиго был молод, упрям, силен и... пожалуй, это все, что на данный момент в нем проявлялось больше всего. Качества, являющиеся недостатками в той же мере, что и достоинствами. Инстинкты в Куросаки всегда главенствовали над разумом, и сейчас инстинкты говорили ему, что его жизнь вне опасности. А значит, можно сражаться на пределе сил - вряд ли ему доводилось биться с таким количеством таких сильных противников почти без перерыва... На пределе, но не за пределом. Единственным противником, который за все время пребывания у вайзардов смог заставить Ичиго сражаться всерьез, был его собственный Пустой, именно потому, что победа Пустого означала полное исчезновение личности Ичиго, фактически, его смерть...
А всё остальное - тренировка. Всего лишь тренировка, на которой не будет никаких прорывов, напрасно они ждут. Любой из вайзардов отлично справится с превращением Куросаки в выбитый коврик, но битва на грани жизни и смерти? Чего не будет, того не будет. Все тут воины, а не какие-нибудь запуганные менеджеры, и словами "Относитесь серьезнее!" никого не проймешь. Куросаки болван, новобранец, может бесить до трясучки - но он не враг. Это говорят инстинкты каждого вайзарда, инстинкты, которые заставляют на мгновение задержать руку, чуть меньше силы вложить в удар... Ранить, пусть даже серьезно, но ни в коем случае не убить.
Несколько раз за время своей вынужденной медитации Шинджи почти готов был вытащить своего Пустого, который до сих пор легко путал своих и чужих, особенно в первые секунды после надевания маски, и напасть на Куросаки, без предупреждения и всех этих расшаркиваний. Как враг на врага.
У Ичиго были великолепные рефлексы, но... Вдруг не успеет? Богатое воображение с равной красочностью показывало как картинки, на которых мечи столкнутся, высекая фонтан искр и реяцу, а Куросаки начнет орать и материться; так и картинки, в которых его бестолковая рыжая башка отделяется от тела и улетает вооон за тот валун...
Урахара ему не простит. Да черт с ним, с Урахарой, он сам себе не простит.
Может, этот бешеный квинси мог как-то помочь. Командная работа творит порой чудеса, уж это-то Хирако знал не понаслышке. Именно команду, а не маски и разноцветные салюты из серо, можно было назвать настоящей силой вайзардов. Но их сплотила поначалу общая ненависть, и уже потом, много после, пришло время доверия. А эти дети ненавидеть еще не умеют. Хотя как раз с доверием проблем у них нет, они ведь уже не раз и не два сражались вместе... Черт тут ногу сломит, в этих терзаниях подростковых душ! Прежде чем чему-то их учить, нужно поместить в их головы хоть немного мозгов, а какие там мозги, если один рвется всех защитить, предварительно затащив за собой на передовую; другой везде выискивает угрозы своей хваленой гордости... И от них зависит судьба мира. Прежде чем давать в руки оружие, стоило бы объяснить, когда стоит засунуть свой глупый гонор в задницу и принять помощь.
Хорошо хоть Орихиме еще не решила, что ей тоже необходимо отточить боевые навыки - девчачьи истерики Шинджи умел успокаивать парой весьма действенных способов, но ни один из них не подошел бы наивной школьнице, годившейся ему как минимум в праправнучки...
- Все, хватит этого цирка, - решительно сказал Хирако, поднимаясь с насиженного места и направляясь к лестнице на поверхность. - Заканчивайте здесь; тебя, Ичиго, я жду наверху, - закончил он, уже поднимаясь, не сомневаясь, что его услышали. Если у Куросаки и возникли какие-то вопросы, то ему все равно придется подняться, чтобы их задать.

- Что "как"? - крайне изумленно спросил Шинджи, будто бы не поняв вопроса, - Как ты выглядишь? На редкость дерьмово, хорошо, что уже темнеет, да и без тела тебя никто не увидит, а то можно подумать, что тебя неделю держали в подвале и безжалостно лупили какие-то психи... Что правда, конечно, но к такой правде твоя семья не готова. Или ты что-то другое имел ввиду? Ах, точно, ты об этой "тренировке"! - в слово "тренировка" Хирако, не скупясь, вложил столько многозначительной язвительности, словно вместо нее Ичиго предавался безудержным возлияниям в каком-нибудь притоне.
- Дрянь так дрянь, как скажешь. Это я у тебя должен спрашивать "как?" Ты ведь пришел, провел тут кучу времени, и не потому, что мы такие классные... Ты ведь чего-то хотел добиться, разве не так? - пристально глядя на Куросаки, продолжил свою речь Шинджи.
- А пока ты придумываешь, что мне ответить, поднимайся и пошли. Уснешь еще на этом стуле,  я не собираюсь тащить тебя на себе, как обморочную барышню.
Шинджи вышел на улицу, и остановился у входа, глядя на закатное небо. Небо было как небо, не капало на мозги, не нуждалось в спасении, вразумлении и всём таком. Будь случай более подходящим, а Куросаки - менее вымотанным, они предпочел бы не месить ногами дорожную пыль, а подняться над городом, полюбоваться на огоньки в окнах и на вывесках, только начинающие зажигаться, как гирлянды на рождественской елке...
- И еще один вопрос, Куросаки, - мечтательным тоном произнес вайзард, все так же глядя вверх, - скажи мне, какого хрена ты решил, что можешь справиться со всем сам? С каких пор твои друзья стали для тебя обузой, которую можно задвинуть за спину и забыть? Отметелил парочку сопляков в Обществе Душ и всё, теперь ты великий воин, в одиночку повергающий армии в прах? Напомню, если ты вдруг забыл - в одиночку ты бы даже до Руконгая не добрался. Да, ты самый сильный из вашей компании. А я самый сильный из вайзардов. Но никто из нас сам по себе ни хрена не значит. Знаешь, что бывает с великими воинами? Они привыкают к тому, что стали непобедимой легендой. Потом приходит какой-нибудь сопляк, которому есть во что верить и за что сражаться. И от легенды ничего не остается.
Из мечтательно-отрешенной речь Хирако стала отрывистой, резкой и даже злой. Он отчитывал Ичиго за идиотский и бесполезный индивидуализм - теми же словами, которыми не уставал ругать себя за события столетней давности. Никто из товарищей не обвинял его (вслух, по-крайней мере), но у самого Хирако обвинений хватало с лихвой.
- Не повторяй моих ошибок, - тихо закончил Шинджи. Нужно было срочно менять тему разговора, а дурацкие шуточки, как на зло, не торопились приходить в голову. Придется импровизировать. - Кхм, итак... Чем тебе не угодил этот квинси? Давай только без этой подростково-петушиной борьбы за авторитет, кто кого круче и все такое мне не интересно.

Отредактировано Hirako Shinji (18.03.2016 08:03)

Когда тяжелый,  густой темно-лиловый голос Айзена-сама произнес имя Куросаки Ичиго  -  в который уже раз? – Тоусен едва сдержал себя, чтобы не выдать своей досады. «Неужели этот мальчишка Шиба действительно так важен для предстоящего изменения мира? Впрочем,  важен уже не столько он сам, сколько те усилия, которые Айзен-сама вложил в его развитие. Сам он вряд ли может представить себе, сколь мало в своей жизни он решил действительно сам. К чему-то его подтолкнули обстоятельства. К чему-то – случайно брошенный взгляд, не услашанное вовремя слово или неровный иероглиф на стене, замеченный  мельком… Что из этого было действительно твоим, Куросаки Ичиго?» - мысли кружили привычным калейдоскопом,  переливаясь разными цветами, то темными и тяжелыми, то звонкими и прозрачными, как  галька на дне горного ручья.  Бесприютный холодный ветер пустыни привычно тянул свою старую, как  легенда о колоколе над старым колодцем в развалинах, заунывную песню.  Шаги Тоусена, и без того практически неслышные, в вое ветра были вовсе неразличимы.  Да и – кому их здесь различать, он специально выбирал место подальше от чужих глаз.  Канаме Тоусен давно уже не испытывал необходимости в обществе себе подобных.  После посещения Леса Меносов эта привычка к одиночеству стала превращаться в потребность.  Ибо только  в одиночестве он мог полностью погрузиться в воспоминания о хрупкой звенящей мелодии кварца и ветра. Перебирать ее в мыслях, наслаждаться каждым переливом звука, растворяться в ней… Как Орсороска. Куда и как пропал вольный вастар лорд, пока он отдавался Песне Пустыни, Тоусен не заметил. Возможно, он был частью Капеллы, которая рассыпалась прахом, выполнив свое предназначение – найдя того, кто захочет услышать? Возможно, когда-нибудь я узнаю ответ на этот вопрос… - эта мысль была пушистой и урчащей, как спящий котенок. Тоусен улыбнулся  - по-настоящему, не привычной окружающим кривоватой усмешкой – и, кивнув  самому себе,  коротким взмахом руки отвел в сторону  шуршащую пыльную ткань реальности – будто театральный занавес. Энергия перехода искристо покалывала кожу мириадами  серебряных булавок.  Вместо  привычной темноты перед глазами Тоусена мелькали светящиеся белые и черные круги, растворяющиеся в какофонии зеленоватых вспышек.  Впрочем, это продолжалось совсем недолго – считанные мгновения, если бы Канаме не концентрировал свое внимание на возможности хоть что-то увидеть глазами,  то, как и все прочие, считал бы, что в момент перехода ничего интересного не происходит.
Оглушительно ударил  по лицу синий теплый ветер мира живых.  Пахло  пылью, осенью и далеким дождем.  Отгоревший день медленно уступал права  прохладному вечеру. Где-то в вышине – он никогда их не видел, но истово верил, что они прекрасны – загорались первые звезды.  Если вокруг тихо, то можно различить их  серебристый осторожный шепот. Но не сейчас. Эти двое способны перекричать наверное, даже разьяренного Ямми!  Даже если бы в сжатой ладони не теплился маячок артефакта, нельзя было  не заметить разговаривающих. Тоусен повел головой, будто осматриваясь. Реяцу спорщиков были похожи. И похожи на его собственную! Тоусен  удовлетворенно усмехнулся, и понимая, что его обнаружить не многим сложнее, мысленно сплел вокруг себя паутинный кокон, поглотивший все энергетические выплески. Теоретически, его теперь не могли обнаружить. Но он лучше многих знал, что идеальной маскировки не бывает – как ни прячь силу, остаются еще дыхание, биение сердца, взгляд. Впрочем,  его взгляда собеседники не почувствуют.   Привычно сливаясь с вечерними тенями, Тоусен пошел на голоса.  Артефакт – тонкая серебряная цепочка, во много раз обернутая вокруг запястья и завязанная хитрым узлом – одного движения руки достаточно, чтобы  она обернулась энергетической сетью, не стесняющей движений, но подавляющей волю,  а хрустальный шарик, который Тоусен сейчас сжимал в кулаке, рассыпался звенящей пылью, затмевающей воспоминания о ближайшем часе у тех, кто ее вдохнет – тихонько вибрировал, осваиваясь  в непривычно бедном на энергию мире живых.
И только подойдя ближе, Тоусен вдруг вспомнил, где уже встречал  беспорядочное мельтешение разноцветных осколков – такой была реяцу собеседника Ичиго.  «Что чертов вайзард делает здесь? Они же вроде не вмешивались в ход событий до этого?» - метнулась  шальным мотыльком непрошенная мысль, а рука уже выпустила дрожащий хрусталь, тело напружинилось, как перед схваткой. «Схватка, которая не должна произойти…» Тоусен едва слышно выдохнул, слушая гулкое биение своего сердца. Глупо надеяться, что он остался незамеченным.  Рука коснулась колец на гарде Судзумуши, но отставной капитан всего лишь подхватил хрустальный шарик артефакта.

Шинджи когда открывал рот, то можно было заслушаться. Он говорил долго и со вкусом, умело добавляя перчинку в каждую произнесённую фразу. Но если слушать его бесперерывно, то можно было заснуть или, наоборот, прийти в состояние бурной и хаотичной активности, вызванной пошагово растущим раздражении. Именно то, что сейчас происходило с Куросаки Ичиго.
У него появилось желание дать Хирако в глаз. Вот вроде всё говорит верно, но как у него всегда получается так, что временный шинигами после лекции чувствует себя последним говном? По версии главного вайзарда, естественное  стремление юноши защищать близких ему людей не более, чем обыкновенное эгоистичное мальчишество, глупость, легкомыслие, нежелание расти и обучаться. Даже сам вид, без всяких слов, говорил, как опечален блондин, или скорее раздосадован, поведением Ичиго.
- Ты всё не так понял, - фыркнул юноша, сердито наблюдая, как спутник достаёт конфету из виденных у Урахары в магазине (небось, стащил, пока тип в панамке не видел). – Я же уже сказал.
Ичиго начинал закипать. За неимением других действенных методов убеждения, приходилось решать их прошибая все противоположные доводы лбом.
- Не хрена не всё в порядке! Ты в курсе. Я не хочу подвергать опасности Исиду и Орихиме, и остальных тоже. Я могу их защитить, я знаю. Только не знаю, как. Ксо!
Хирако, как терпеливый снисходительный учитель, предложил конфетку.
Даже если сделано это было без всякой задней мысли, любые товары из магазина Урахары имели сюрприз, не всегда безобидный и далеко не всегда приятный. Ичиго по доброй воле не согласился на эксперимент.
- Не хочу, - буркнул юноша, снижая тон голоса до оптимального.
Он тоже почувствовал появление постороннего, однако, будучи практически самоучкой-шинигами, не осознал, какого рода чувство тревожит его подсознание, как небольшая щекотка между лопаток. На предупреждающие сигналы внутреннего «я» юноша только тогда обратил внимание, когда заметил, как напрягся рядом с ним вайзард.
- Какого… - только и смог произнести Ичиго, наблюдая внезапное появление одного из беглых капитанов Общества душ, продавшихся Айзену.
Это был тот самый высокий темнокожий тип с ярким рыжим шарфом, который во время их эпической авантюры по спасению Рукии, перенёс маленькую шинигами вместе с Ренджи на вершину Соукиоку.
Пока Хирако распинался в обычной шутливо-издевательской манере, Ичиго потянулся за Зангецу, готовый напасть в любой момент. Он даже не озадачился мыслью, с какой целью предатель явился в Каракуру.

Ичиго всегда бесили люди сдержанного темперамента, решающие любые проблемы неспешно, спокойно и как бы с одолжением. Из злодейского тандема Айзен – Ичимару – Тоусен он не мог никак определиться, кто же вызывает у него раздражение больше: двинутый на всю голову злобный гений, узкоглазый тощий песец или слепой дуб с дурацким шарфом. И особенно Ичиго бесило, когда люди не имеющие никакого морального права это делать, начинают учить его жизни.
- А мне похрен, - отметая любые доводы разума буркнул Куросаки, выхватывая из-за спины занпакто и разматывая вращательным движением белую ленту с клинка Зангецу.
Ему действительно сейчас было наплевать на то, что думает и что собирается делать бывший капитан Готей 13. Юноша жаждал мести, и жаждал добраться до Айзена любой ценой, чтобы положить конец ещё пока даже не начавшейся грядущей войне.
Он знал, насколько сильны капитаны, поскольку лично имел возможность оценить уровень их способностей, далеко превосходящий его собственный. Но такова особенность молодости – смотреть сквозь пальцы на доводы разума. Махнув рукой, убедить себя, что каким-то чудом карлик сумеет победить великана.
Совладав с силой пустого, получив способности вайзарда, Ичиго не терпелось применить их на практике. Предыдущие поражения не научили его сдержанности суждений.
Жужжание Хирако с его подходом начинать любое сражение со словесных баталий воспринималось временным шинигами, как навязчивое жужжание комара или мухи. Человек действия редко способен понять человека ума. А уж когда кипит кровь, размениваться на ничего не значащие слова и вовсе неохота.
- Нам не о чем говорить, предатель! – гаркнул Куросаки свободной рукой создавая на лице маску пустого.
Будь у него больше времени на раздумья. То может дошло бы, что так он просто раскрывает себя, свои новые боевые достижения, но никоим образом не становится ближе к первоначальной цели – сокрушить Айзена.
Сжав крепче рукоять Зангецу, подбадривая себя рыком, Ичиго рванул с места в карьер, обходя со стороны Хирако и сразу ускоряясь, чтобы вайзард не успел перехватить его на полпути. Калить железо надо пока горячо. 
То, что Тоусен вроде как слепой, не останавливало Ичиго. Он уже был в курсе, как хорошо умеет справляться на поле боя бывший капитан. И слепота ему ни сколько не мешает. Она лишь вводит в ненужное заблуждение противников.
- Гетсуга Теншо! – за взмахом меча последовала яркая чёрная вспышка.

Куросаки Ичиго…  Неистовый,  неудержимый, безрассудный…  Его не остановят никакие слова – надо было догадаться, что они только спровоцируют его на атаку – ненужную и бесполезную…  - Тоусен с сожалением вздохнул. - Хотя…  Интересно…  - Реяцу  временного синигами вспыхивает гневно, рассыпаясь на множество  звенящих разноцветных осколков – чтобы через мгновение  закрутиться свирепым вихрем, сливаясь  в  марево  всепоглощающей ярости Пустого.  Пустого? Он обрел и эту способность?  Воистину, мальчишка полон сюрпризов! И способен наделать бед – при его-то непримиримости и склонности делить мир лишь на два цвета – черное и белое.  Тысячу раз прав  Повелитель – настало время привести Куросаки Ичиго  в Лас Ночес. Он должен понять, что у  сущего гораздо больше оттенков…    Неистовым пламенем – оглушительно-черным, горячим и леденящим душу одновременно –  всколыхнулась реальность, отзываясь на бесцветный крик, полный ослепительной ярости:
- Гетсуга Теншо!!!
Тоусен  обманчиво-неспешно делает  шаг в сторону, ощущая, как  жаркая волна скользит мимо.  Срывающееся дыхание,  свист шагов – Куросаки стремится достать его  своим Зангетсу, но  это бесполезно – Тоусен почти без труда удерживает его на расстоянии.  Он мог бы так уклоняться очень долго, выматывая противника, заставляя его  тратить силы в бесконечных  бессмысленных атаках, не давая ему возможности задуматься над своими действиями, и потом завершить бой коротким ударом меча.   Хотя…  Пожалуй, с  обретшим новые способности Ичиго это было бы  сложнее – он движется гораздо быстрее, чем раньше. Но все-таки мог бы.  Вот только…  только ему не нужен этот бой, он пришел сюда не сражаться.  Но активировать сеть он уже не успевает –  на это нужно время, чуть больше  пары  мгновений, но их нет – Ичиго в новой ипостаси стремителен и разрушителен, как тайфун, а еще… Тоусен позволил себе  застыть на миг – да, так и есть – еще рядом Хирако,  и его голос, произносящий обычные глупости,  звучит умиротворяюще- спокойно – только Тоусена не обманет это спокойствие – он слышит, как грохочет за тонкой стеклянной  корочкой самоконтроля черный прибой ярости.  Сколько еще продержится вайзард?
Тоусен вновь скользнул в сторону, не позволяя Куросаки воспользоваться своим раздумьем, всем  существом своим ощущая, как из глубины прибоя встает оглушительная, всепоглощающая тишина, стирая безумные цвета реяцу Хирако Шинджи…  Станет ли тишина разбирать своих и чужих, врагов, друзей и просто случайно оказавшихся рядом? Ох, видит Небо, лучше бы не проверять этого… Тоусен скользнул в сторону, едва слышно шевельнул губами:
- Плачь, Судзумуши! – и удовлетворенно кивнул, почти видя, как, подобно кругам на воде,  разносится неразличимый  ухом  звон – голос его меча.  Только вот…остановит ли это  безумную тишину, готовую поглотить Хирако Шинджи?
Тоусен, краем сознания продолжая следить  за ошеломленным Ичиго, повернулся к вайзарду – надеясь не упустить миг, когда черное безумие окончательно поглотит экс-капитана  5-го  отряда.

Голос Куросаки Ичиго не обладал своим цветом – в отличие от всего прочего, он мог быть каким угодно…  Если бы Тоусен кому-то рассказал, каким многоцветным он ощущает мир, этот кто-то бы очень удивился, наверное – ведь в представлении  видящих глазами его мир должен быть тускл и непрогляден. Впрочем, уже очень давно Тоусен не испытывал потребности делиться с кем-либо столь сокровенным. Вот и сейчас – резкий голос Куросаки Ичиго  звенит оглушительно-белым, рассыпающимся в спектр :
- Где Айзен?!
Можно подумать, что важнее этого для него ничего нет. Вместо ответа  Тоусен скользнул в сторону, стараясь оказаться ближе к затихшему  в беззвучии перетянутой струны  вайзарду.  Реяцу Ичиго пылала яростью, делая временного синигами беспомощным – кроме  все время ускользающего Тоусена, тот, похоже, не замечал ничего вокруг. 
«И в этом его слабость.   Впрочем, тот не воин, кто не сумеет обратить свою слабость в силу…»  - Тоусен  удивленно склонил голову – похоже, голоса Судзумуши неистовый Куросаки пока тоже не заметил.  «Да и Хирако"… Не похоже, чтобы  что-то в сознании – или уже в бессознательном? – вайзарда откликнулось на способность  его занпакто.  "Это плохо»… -  Тоусен скользнул еще ближе к Хирако,  воздух вокруг которого, казалось,  наполнился непроницаемым звоном.  Более громким, чем способно воспринять ухо. Более черным, чем можно увидеть глазами.  Безумным, гулким до бесконечности, до безумия.  Пугающим и манящим одновременно… Тоусен слишком хорошо знал, какую власть может обрести этот звон . Потому и  почти не обращал внимание на Ичиго, настойчиво пытающегося  дотянуться его хоть кончиком меча.  Поэтому и позволил  неистовой ярости Куросаки  достать себя…
-Сволочь!
Острая боль рассекла плечо, заставив экс-капитана пошатнуться -  Гетсуга чиркнула самым краем…    Рана не была серьезной – лишь рассечена кожа. Но… Тяжелые капли разлетелись в стороны – в пыль, на взметнувшийся от запоздалого стремительного движения край одежды, на непроницаемое лицо Хирако Шинджи…   Их было совсем немного...
Но что-то изменилось.  Если бы Тоусен мог видеть, он бы заметил, как во взгляде Хирако вспыхнула чернота.
Но Канаме услышал лишь  обрушившуюся на вайзарда всепоглощающую тишину…
Оставалось  лишь надеяться что он – или Куросаки – смогут ее остановить. Хотя, видит Небо, лучше бы мальчишке лежать в отключке,  позволив плачу Судзумуши усыпить себя хотя бы на несколько  секунд…

Отредактировано Kaname Tousen (11.09.2016 10:28)

Тишина грохнула, будто медный храмовый гонг, призывающий к молитве, и рассыпалась острыми багрово-алыми вспышками. Вспышки закручивались в бешеный вихрь, искрящийся безумной оглушительной  яростью, стремительной -  как тайфун, неудержимой – как цунами. Тоусен думал, что готов к этой обрушившейся, казалось, со всех сторон ярости… Оказалось, нет. Нельзя быть готовым к рвущей душу ненависти, раздирающей в клочья мир вокруг. Лишающей возможности видеть его. Хоть как-то  видеть – Тоусен слишком привык полагаться на слух, выстраивая странные образы из цветных звуков. Перед яростью Шинджи он был действительно слеп. Совсем. Ибо безумие вайзарда было тишиной. Если бы обстоятельства складывались не так скверно, можно было бы поразмыслить о забавном стечении обстоятельств – банкай Тоусена лишил бы его противника  возможности видеть. А маска Хирако, с силой которой за долгие годы Шинджи, похоже, так и не примирился полностью,   - оказалась способна «ослепить»  его самого.
В свирепом бесцветии тишины было нелегко держать Хирако прямо перед собой, все время оставаясь на линии удара – и не позволять достать себя. Но Тоусен не мог позволить себе отступить, не мог позволить себе еще одной ошибки. Одну он уже совершил – нужно было подождать, пока вайзард и Куросаки распрощаются и пойдут каждый своей дорогой. Тогда не случилось бы ничего. Не пришлось бы сражаться с Ичиго.  Не метался бы бешеным зверем Хирако Шинджи, не приходилось бы сейчас использовать себя в качестве щита, заслоняющего от ярости Хирако… что? Что он, Тоусен, защищает здесь? Времени на рассуждения не было. Зло свистнул воздух – острие Саканаде, казалось, воющего от упоения, чиркнуло по очкам, сбивая их на землю…
Тоусен пошатнулся. Кажется, у него все-таки не хватит сил противостоять этому.Уворачиваться становилось все труднее, воздух, еще недавно так приятно пахнувший осенним вечером, кислотой обжигал легкие… Ведь прошло всего-то несколько минут. А скорее, даже секунд… Снова мелькнул осколком звука Саканаде – и опять едва не достал уже порядком вымотанного Тоусена. Осколком звука? А если… Нужно всего лишь дать Хирако возможность услышать его… Услышать  -  самого себя!  Попробовать определенно стоит…  - чудом отшатнувшись в последний миг от метящего в лицо удара, Канаме сдернул с шеи шарф, рванул, заставляя оранжевое полотно распрямиться. И наотмашь хлестнул воздух между собой и Хирако, тут  же резко отведя руку в сторону. На мгновение – меньшее, чем требуется, чтобы вздохнуть или моргнуть – то, что поглотило сознание Хирако Шинджи – отступило, позволяя воле экс-капитана вломиться в собственное сознание и с усилием  - но все же подчинить его себе…
Голос Судзумуши довершил дело. С протяжным то ли вздохом, то ли стоном, вайзард медленно-медленно осел на землю. Тоусен, хрипло вдохнув, выпустил край шарфа, присмотелся-прислушался к миру вокруг.
Реальность стремительно набухала звуками и цветами. Еще бы пару секунд…
Тоусен повел головой, прислушиваясь… Что с Ичиго? 

Отредактировано Kaname Tousen (21.07.2016 07:42)

Ярость Куросаки захлестнула окружающий Тоусена мир, состоящий из всех оттенка звуков, непроницаемой, оглушительно-черной волной. От звериной всесокрушающей жажды жажды схватки закладывало уши. Не было больше ничего – ни звучащих разными цветами вспышек реяцу, ни стремительных движений, ни больного дребезжащего звона столкнувшихся клинков – только неистовый поток  ненависти, ослепительный, багрово-черный надсадный крик, пробирающий до самых глубин души, будящий какие-то совершенно первобытные инстинкты и обрывающийся в еще более жуткую бесцветную тишь.
Странно… Тишина, накрывшая Канаме Тоусена и его противника, состояла из множества разнообразных звуков… Тоусен скользнул в сторону – просто переступил с ноги на ногу, позволяя  искрящемуся жаждой убийства Ичиго проскочить мимо, и только после этого резким прыжком увеличил расстояние между ними. Тишина, сплетенная из звуков… Из бесцветных, совершенно обезличенных звуков… Вроде бы все слышно, но… разобрать не получается ничего – слишком много – голосов, звона, шепота, мольбы, крика, рева – чего? Из чего состоит маска, закрывающая лицо синигами, ставшего Пустым - пусть на время - почти по своей воле?  Что растворяет цвета, оставляя  звуки беззащитно-блеклыми? Инстинкт? Ярость?
Мысли мерно, как маятник отсчитывали мгновения. На активацию артефакта  их нужно три. Уклоняться от ударов… но нельзя уклоняться бесконечно, да и не за тем он здесь.  Тоусен чувствовал, как время, отпущенное кем-то неведомым, сыплется – песчинки в песочных часах, и осталось уже меньше четверти, а потом… Что будет потом, Тоусен не задумывался. Он знал, что должен успеть, пока песок еще сыплется…
Итак, Куросаки Ичиго, ты овладел этой техникой. Насколько же ты можешь себя контролировать? Тоусену все труднее было ускользать с пути  разрушительной стихии, в которую мгновенно превратился рыжий мальчишка. Время… Не минуту, не секунду -  пару мгновений. Куросаки Ичиго, вернее, его пустой, не оставлял ни одного.
-Ты овладел маской, Ичиго? – голос Тоусена, несмотря на стремительный танец боя, ничуть не сбился  - глуховатый, ровный, безэмоциональный. Ему не интересно. Ему просто нужно выгадать время.   
- Или же маска овладела тобой? - Тоусен вновь скользнул в сторону, чувствуя лицом ветер, поднятый стремительным ударом Зангетсу и понимая, что еще пара таких ударов – и даже он может не суметь уклониться.
Пора заканчивать.

Отредактировано Kaname Tousen (16.08.2016 17:29)

Воздух напряженно дрожал – как будто вот-вот лопнет невидимая мембрана. Движения Куросаки становились все стремительнее – хотя казалось, это невозможно – время с ревом и скоростью цунами неслось – мимо… Не успеть. Тоусен, прерывисто вдохнув, уклонился от рубящего удара, позволив Зангецу лишь срезать прядь волос. Все. Это предел – только бы вот знать чей? Мой - или…
Обрушившийся вихрь ударов – казалось, каждая молекула вокруг  превратилась в  стремительный меч – не оставил времени даже на мысли.  Удар – блок, удар – шаг назад, удар, еще…  Не было и мига, чтобы прислушаться – только почти слившийся в единый гул звон мечей и ярость.  Особенная, всепоглощающая – слишком человеческая для синигами, даже временного. Только вот оба знали, что человеческого в этой ярости тоже немного -  обжигающе-черная, пронизывающая до самых глубин души оглушительным холодом, взывающая к древнему инстинктивному страху перед  пустотой… На какую-то ничтожную долю мгновения страх сковал даже Тоусена – и острие Зангетцу скользнуло по лицу, к счастью, лишь слегка оцарапав скулу. Тоусен резким движением – сказывалась усталость -  отпрыгнул назад, надеясь выиграть хоть секунду. Но Ичиго – Ичиго? Или его Пустой? – не позволил и этой малости, его  скорость, похоже, снова возросла… Стремительные атаки,  звон стали, ярость и злость Куросаки оглушали Тоусена, лишая его единственного способа «видеть». Каким-то чудом, ускользая от очередного хлесткого удара, Тоусен все-таки  сумел удержать дистанцию – ровно на пару мгновений. Он хрипло перевел дыхание, пытаясь собраться. Ичиго все-таки порядком вымотал экс-капитана…
- Что с Хирако?! - Ичиго замер в двух шагах, его голос на сей раз окрашен в непререкаемо-стальные оттенки. «Ичиго, ты открылся. Специально?!»
Тоусен скользнул в сонидо.  Реяцу временного синигами полыхнула горящим веером спектра. На сей раз удача была на стороне Тоусена.Он почти видел ошарашенное лицо Куросаки, когда, возникнув вдруг прямо перед ним, раскрыл ладонь – позволяя цепочке соскользнуть с запястья, а прозрачному хрусталю артефакта рассыпаться пылью…
Где-то в глубине души назойливо шевельнулось опасение, что артефакт, на который Айзен-сама потратил столько времени - ни подавляющая волю сеть, ни стирающая память пыль - не подействует на Куросаки Ичиго. Слишком много сюрпризов он уже преподнес.
Тоусен вновь стоял на расстоянии пары шагов – не каждый бы заметил это стремительное движение. Нужно еще немного времени – артефакт не сработает мгновенно в бедном на духовную силу Мире Живых.
– Беспокоишься о вайзарде? -  Тоусен кивнул головой – одобряя  то ли беспокойство Ичиго, то ли свои действия. – После любой схватки необходим отдых. Тем более – после схватки с самим собой. Даже если выходишь из нее победителем. 
Пора. Тоусен опустил меч и повел головой, прислушиваясь к течению потоков реяцу. Сработало?

Мир изменился.  Смертоносная ярость, вспыхнув напоследок малиново-алой искрой досады,  отхлынула – оставив после себя пастельно-сиреневый  шелест незавершенности.  Где-то крикнула чайка – обиженно, жалостливо.  Прошуршал палыми листьями едва заметный  ветерок,  ласково гладя разгоряченную кожу.  Усталость накатила, будто приливная волна – мягко, но настойчиво.  Вместе с ней пришло опустошение – так часто бывает, когда нет уверенности в том, что ты все сделал правильно. Опустив руки,  Тоусен  подставил лицо ветру.  Ветер мира живых  - не то, что свистящее  течение воздуха в Уэко Мундо,  всепроникающее и гулкое… Здешний ветер пах.  Терпкий рыжий аромат осени,  едва различимый в  пыльном  выцветшем запахе города,  едва заметная желтоватая нотка свежей выпечки откуда-то с соседней улицы…  Разноцветные оттенки жизни. Настоящей, теплой, живой – не обманчиво-закономерное течение  жизни Готей-13, не яростная борьба за каждый миг существования, как в Уэко – просто жизнь. На какой-то миг Тоусену захотелось пожить – так. Не для чего-то – просто жить.
… Глухой мягкий звук оседающего на асфальт тела, злой,  иссиня-черный бессильный звон Зангетцу…  Похоже, артефакт все же сработал.  Тоусен вздохнул – что-то внутри него  восставало против такого исхода. Будто бы он в чем-то обманул Ичиго.  Впрочем, с этим внутренним противоречием он легко справился – ведь артефакт не принес Куросаки никакого вреда, справедливо будет, если Ичиго сможет взглянуть на мир не только со стороны Сейрейтея.  В конце концов,  чтобы не ошибиться, принимая решение, нужно видеть всю картину, а не только ее часть.
Тоусен подошел к распростертому на асфальте мальчишке.  Опустился на колено, аккуратно взял из безвольной руки занпакто – и легко,  будто и не человека – соломенную  куклу, подхватил Ичиго на руки.  Дело сделано. Надо  уходить. 
Но отставной синигами  позволил себе сделать еще несколько шагов,  наслаждаясь непривычно -мягко окрашенными звуками и запахами чужой жизни.
С треском разрывающейся парусины разошлось небо, подчиняясь короткому резкому жесту.  Многоголосо заклубилось  марево гарганты. Шаг – и замелькали черно-белые круги, калейдоскопом закрутились реальности, сменяя одна другую, прорастая друг в друга…
И упругий свинцово-сиреневый  гул  изначального ветра обрушился на  экс-капитана,  будто Пустыня приветствовала его возвращение.
…Где-то во внутреннем мире копошилась Судзумуши,  уютно шебурша лапками и поблескивая фасеточными многранными глазами…  Тоусен едва заметно улыбнулся своему занпакто и своему миру. Миру, который стал для него – своим.
Сумеет ли Куросаки  увидеть этот мир? Захочет ли?