"Ичимару Гин, женская версия", - промелькнула в голове весёлая мысль, пока мужчина украдкой разглядывал искривлённое отражение самого себя. Ведь занпакто есть часть души шинигамской...

Она вела себя, словно белый пушистый песец, ласкающийся и обвивающий ноги милого существа хвостом – в знак внимания и любви. «Что ты хочешь, я всё исполню».
Хороший клинок легко выходит из ножен. А самый опасный – тот, что сочетает остроту заточенного металлического лезвия с капелькой яда, которым смазаны грани.

Это имя недостойно того, чтобы мои уши слышали его.

До состояния развалины офицера Девятой Дивизии довели совсем не рапорты и отчеты. Сегодня Хисаги проснулся от чувства навязчивой тревоги. Такое бывало и раньше. Однажды, какая-то сволочь, пожелавшая остаться неизвестной, переставила цветные папки с документацией на книжной полке не в том вековом порядке, к которому привык лейтенант. А Шухей остаток дня сидел ошалевший, лихорадочно ища причину своего невроза… Или же... Хисаги проспал построение!

Минут через десять, дежурный принес документы на подпись, положенный обед и новый комплект формы взамен больничного юката. Взяв в руки шихакушо, любитель безрукавок только тоскливо вздохнул. Вряд ли старая личная форма, очень любимая лейтенантом, сделалась непригодной для ношения из-за пары каких-то там пыльных и кровавых пятен. Очевидно, так посчитала Унохана-тайчо, известная строгостью по отношению к внешнему виду шинигами. Впрочем, выбирать сейчас не приходилось.

Новый порыв ветра резко сорвал с клёна большой лист, и швырнул его вниз. По наитию Момо подставила руки, и листок, красиво планируя в воздухе, упал ей на ладонь. Большой, красивый, терпко пахнущий солнцем, яркий лист лежал в руках Хинамори, она невольно улыбнулась, рассматривая его.
- Да, Комамура-тайчо, я очень люблю осень, - отозвалась Момо, с нежностью глядя на листок – вот бы его зарисовать!

Жизнь - это череда разочарований. И Айкава лишний раз в этом убедился, хотя эту истину ему принимать совсем не хотелось. Кенсей привёл с собой какого-то рыжего паренька. Учитывая, что каннибалов среди вайзардов не было, вряд ли он рассчитывал приготовить из него какое-то блюдо. Честное слово, лучше бы он пришёл с пакетами, полными еды. Сейчас Лав был бы намного более рад именно хорошей, годной стряпне, чем новому знакомству.

Уговорить его пойти с ним было весьма сложной задачей. И если на лице того дедушки читался бы восторг от того, что его можно записать в книгу долгожителей, то у этого рыжего балбеса читался пофигизм, от которого и без помощи двух пальцем в глотке начинается рвотная реакция. Да нет, конечно вру я. Первая встреча была просто неудачная. Наверняка он хороший парень, успешный, имеет кучу девчонок, машину и много хороших друзей... В параллельной вселенной.

- Не знаю, дружище, - без тени волнения ответил Лав. Нельзя, чтобы беспокойство за товарища подрывало настрой. Он всегда думал, что если есть проблема - то её надо решать, а не пустословить, причитая и ахая. - Мой желудок тоже заметил его пропажу, сам задаюсь вопросом, куда он мог деться.

Зангецу юноша забросил за спину, зная, что в любой момент сможет выхватить и размотать лезвие. У занпакто не было ножен. Потому что его душа всегда обнажена. Любые удары судьбы, как и удары кулаков, Ичиго принимал в-открытую, ибо принадлежал к типу людей, слишком простых, чтобы влезать в интриги и обращаться за хитростью, решая насущные проблемы. У него проблем хватало.

А ещё юноше просто хотелось подраться. Неважно с кем и чем. Чтобы снять накопившийся стресс. Лучшего способа для расслабления он попросту не знал и не искал. И интересно посмотреть на чужого пустого: так ли он хорош в деле, как свой собственный.

- Нет, - ещё один беззаботный ответ и шпилька в адрес собеседницы. Правда, в следующее мгновение улыбка мужчины резко погасла, как отключённый за неуплату свет в квартире.

Она вскочила, еще раз поклонилась алтарю и побежала на кухню.
В холодильнике обнаружились, помимо всего прочего, три яйца. Орихиме быстро взбила их с медом, нарезала зеленый лук и, немного подумав, сладкий перец. Смещав овощи с яйцами, она быстро поджарила все это на арахисовом масле и заварила крепкий зеленый чай.

На пороге обернулась, прощаясь с домом до вечера – и ушла в школу, с виду беззаботная и счастливая, как и большинство красивых девчонок ее возраста. Однако в душе ее смешались не отпустившая еще печаль и противоречивые мысли о своей новой знакомой, друзьях – и о себе самой.

Женщины, они такие. Не поймёшь. Настроение меняется как погода: то снег и дождь, то солнышко и тёплый ветерок. И что влияет на смену? Отливы и приливы? Тени на солнце? ПМС?

- Ну неужели ты думаешь, что наши супергерои будут такими же, как и на Западе? Они же так смешно смотрятся в своих обтягивающих костюмах и… и… Тебе не кажется, что это немного неприлично? – девушке представился Ичиго в черном трико с огромной клубникой на груди. «Стоп, почему сразу клубника? Это слишком заезжено…» Клубника немедленно сменилась римской цифрой «15», выложенной луком-пореем.

Принцесса клана сдалась на милость судьбе и черной тряпочкой обреченно повисла на руках Хайнеко. Даже мордашка выражала крайнюю покорность судьбе. Такое выражение можно иногда встретить у умудренных жизнью и вынужденным взаимодействием с маленькими детьми собак, когда мелкие негодники в порыве энтузиазма вскарабкиваются на груду собачьей тушки и буквально ныряют в мягкую шерсть животного, мнут, рвут, дергают.

И такое вот приходится слышать если и не каждый день, то раз по десять на неделе в экстренных для её желудка ситуациях. Прямо величайший образец женщины, которая убивает пустых одним пинком, но вот поймать мышь и зажарить её на костре уже является трудно выполнимой задачей.

Но таких в узды садить - ремесло как раз солдата. Сейчас раз-два и станет как шелковистый. А там ещё и посуду заодно помоет, чтобы вообще стать сознательным шинигами. А для этого нужно выбить всю у него эту дурь из головы.

Вокруг довольно тихо и ничего в мире не меняется, потому что люди даже не подозревают о разворачивающихся, буквально под их носом, баталиях, смертных боях существ, которых они могут представить или видеть разве что в мультиках, комиксах или фантастических фильмах. А образы ведь все равно почти неправдоподобны; временами комичны, преувеличены или слишком безобразны. Не стоит винить тех, кто не может по- настоящему видеть то, что хочется.

– Я те дам, Юзу или Карин! Знаю я твои футболочки! Нет уж. Дочерей странным небритым мужикам я не доверю! – Иссин замолчал на пару секунд, осознавая, что это именно он сейчас сказал про странности и небритость в одном предложении в адрес другого человека, ухмыльнулся сам себе.

Акон не часто видел такое выражение у обычно ехидно ухмыляющегося духа:  скошенные  арки надбровных дуг  над  потемневшими, винно-красными глазами, и черная нить поджатых губ. Сам шинигами не разделял беспокойство своего меча,  - разве существо оперирующее его воспоминаниями лучше чем он сам, не сможет вернуть одно из них на законное место? Бред.

Вздохнув, представляя то, как выглядят со стороны трое (ладно, для простых смертных, обделенных даже каплей духовной силы - двое) мужиков шкерятся по кустам. Неизвестно, в какой комплектации это будет выглядеть более подозрительным. Блондин решил отставить «грешные» мысли на потом – а то засмеется в голос.

Впрочем, факт того, что лидер вайзардов пришёл сам,  говорил за себя: ему есть что сказать. Для любого стороннего наблюдателя в этой встрече не было бы ничего необычного – просто друзья, просто дежурные фразы, но оба знали, что если это не начало войны, то её первый аккорд точно. Оставаться в стороне вайзарды больше не могут. И не хотят.

Сейчас хватило бы и шаккахо для защиты, наверное. Но нужна была какая-то тактика. Перед ними пляшет танец снега и льда, и прекрасный занпакто явно не позволит так просто им действовать. Ну и что дальше? Сейчас он был больше готов отразить атаку, выжидая момента. В его состоянии - контратака лучший выбор, меньше тратится сил, больше эффект от действий.

В первое мгновение Абараю показалось, что ничего не происходит, что зампакто опять не отозвалось, но в следующее мгновение Забимару проснулся, приняв образ шикая. Лейтенанта обволокло знакомым ощущением силы. Вот теперь все было правильно – шинигами и его зампакто снова были единым целым. Ренжи никогда раньше не задумывался, насколько это привычно и правильно. Не задумывался, пока не потерял...

Ведь если убить Ренджи, то не будет этого страшного, гложущего чувства неправоты перед ним, будто Забимару предали хозяина, правда? Змея как будто распирало от желания спросить это, и получить утвердительный ответ, и Обезьяна мысленно упрашивала его потерпеть, подержать язык за зубами до нужного мгновения...

На несколько мгновений в тихом, очень аккуратном парке повисла тишина - настороженная, с крохотной ноткой опасности. Змей понял, к чему клонит Обезьяна, и растерялся, лишь зло сверкал глазами то на напарницу, то на шинигами - да, да, того самого, с которым Забимару больше ничто не связывало. Ни долг, ни верность, ни товарищество, ни родство духовной силы.
Разве не глупо служить кому-то только из-за этого пресловутого родства?

Тогда, в пустыне, на четырёх ногах, Ингретт здорово возвышался над холкой короля, рога уходили в небо, как лесная крона, и их приходилось пригибать к очагу плотного духовного давления Гриммджоу, "заглядывая" в морду. Здесь, сейчас, впервые за пребывание в Лас Ночес на таком близком расстоянии, король казался непривычно рослым, хоть и не стоял прямо, а наваливался на подоконник.

Инстинкты звали Ингретта - бежать, спасаться, схватиться за оружие. Стоило усилий держать эти порывы в узде, но сорок седьмой был уверен, что усилия того стоят. Он не торопился даже отвечать, пока Гриммджоу не скажет что-нибудь, действительно требующее ответа. Сбивать короля с мысли было бы безрассудно - только с завершённой, полностью облечённой в слова мыслью можно спорить или соглашаться.

Гриммджоу был зол, очень зол, а напускное хладнокровие стоящего напротив, хотя от Ингретта так и веяло подобием страха, нет, скорее уж слишком сильным, инстинктивным желанием спрятаться или убежать, распаляло злость ещё сильнее. Искра упала на сожженное солнцем поле, значит, до масштабных размеров пожара осталось совсем немного, а успеют ли его потушить – дело случая.

Шинигами сплочены для того, чтобы уничтожать пустых - таких, как Орсо. Это было не просто неприятной данностью, а одной из основ миропорядка в том его виде, в каком привык воспринимать. Но капитаны-ренегаты? Мир крошился в руках, как дурно закалённое стекло, Орсо испытывал по этому поводу грызущее беспокойство, и оно только усиливалось от оттенка, присущего духовному давлению незрячего.

Знакомая тропа привычно стелилась под ноги  бывшего капитана,  беспорядочное  едва различимый перезвон кварцевых  деревьев  создавал ощущение,  будто мир вокруг полон жизни. Да так оно и было, если разобраться -  каждый стебель, каждая ветка – все здесь было «живым». Все оно питалось  реяцу – как любой организм Уэко Мундо.  И все оно было  исполнено вечной жажды.

Вынимать глаз из глазницы было крайне неприятно, несмотря на отсутствие каких-либо болевых ощущений. С тихим всхлипом что-то в голове обрывалось, и веко беспомощно нависало над зияющей на месте глаза пустотой. Не показывая своего недовольства, Улькиорра стиснул глаз в кулаке, высвобождая запечатленные моменты боя, где Орихиме Иноуэ, сама о том не подозревая, демонстрировала свои исключительные способности тому, кто действительно мог оценить их по достоинству.

Находясь в Командном центре, Айзен внимательно следил за происходящим в Сакурабаши, получая картинку в нескольких ракурсах сразу на три монитора. Присутствие рядом  с главным объектом наблюдения Исиды Урюу и Иноуэ Орихиме ничуть его не беспокоило. Товарищи Ичиго так же были включены в общий план. Чем более длительное время они проводили вместе, споря, сражаясь или занимаясь самыми обыденными делами, тем прочнее становилась столь необходимая связь.

Улькиорра Сифер предан и прямолинеен. Взаимодействие с ним не требовало тонкой игры и ловушек, ставящих жертву перед выбором между своими личными интересами и безоговорочной лояльностью общему делу. Вопрос, который желал задать Айзен своему подчиненному, носил иную цель. Он призван был проверить границы прозорливости и уровень глобальности мышления Куатро Эспада.

Заэль очень хорошо знал правила этой игры, и нельзя сказать, что она ему не нравилась. И даже то, что он сам неоднократно попадался, не вызывало у него ни капли негативных ощущений, скорее наоборот придавало происходящему особую прелесть. Возможно, похожие ощущения испытывали другие арранкары во время боя с сильным противником. Сам Заэль считал подобные "удовольствия" глупыми и бессмысленными.

Айзен не спешил. Несколько минут он провел в молчании, погрузившись в раздумья. Эспада, которую он предвосхищал в своих помыслах задолго до первого визита в Уэко Мундо, собралась не сразу.  Он избирал арранкаров, добавлял в свой план, а когда их судьбы вплетались в общий рисунок, наблюдал, куда устремятся линии вероятностей. Прошло немало времени, прежде чем ему удалось подобрать нужные фигуры и расставить их на надлежащие места.  Сейчас способности, физические и моральные характеристики каждого арранкара его Эспады соответствовали той роли, которая была им предначертана.

Бросив едва заметный взгляд на очень красноречиво стоящего возле стены Канаме Тоусена, Заэль очень выразительно посмотрел в потолок и тихонько вздохнул. Невидимые часы начали отсчитывать секунды. Несложно было понять, что Айзен Соуске на этот раз в игры играть не собирается. И если он, Заэль Аполло Гранц совершит хоть одну ошибку, то безмолвная тень у стены придет в движение раньше, чем эту ошибку удастся даже осознать.

Когда спектакль подошел к концу, Айзен некоторое время молчал, наслаждаясь послевкусием. Кроме того, поскольку его лицо  по-прежнему не выражало ни единой эмоции, он предоставил  актеру возможность теряться в догадках, строить тысячи версий и хорошенько понервничать,  ожидая, сработало ли его талантливое выступление на зрителя, которому предназначалось. Лишь спустя несколько минут он весомо кивнул, показывая, что принимает оправдания Заэля Аполло.

Тоусен внимательнее "всмотрелся" в узор калейдоскопа, доступный только ему. Верткие змейки  скользили, сплетались между собой, расплетались, обвивали каждое слово - но они не были неправдой. Правдой они тоже не были  - изначально. Но сейчас, купаясь в мелодии разговора, они все больше становились правдой. Безумие Заэля Аполло. Оно же - его гениальность

Зачастую Арониро был рад тому, что при обращении в арранкара так и не обрел лицо. Действительно, в таком случае было бы куда труднее скрывать большую часть испытываемых эмоций, все норовящих показаться наружу и выдать хозяина с головой. Пустой не любил, когда его мысли становились чужим достоянием в большей степени, чем этого хотелось бы ему самому. Он не привык доверять другим, зато превосходно обучился лгать, смешивая действительное и воображаемое.

Свет холодный луны освещал пронзительное небо. Кровь и смерть, повсюду лишь опасность. Этот безжалостный мир обречён на испепеление потерянными душами. Эхом доносится судорожный предсмертный крик — кто-то уже пустил кровь, разорвал своё мёртвое тело; стал лёгкой добычей для голодного хищника. В такие моменты её сердце меланхолично скорбело, искажая реальность утраченных дней.

Ннойтора поморщился. С одной стороны ему было фиолетово на вкус и изыски главаря всея Уэко, однако балдахин. Или это женская спальня? В памяти всплыли два явно не мужских силуэта. Единственный глаз подал нервные импульсы, Квинта презрительно фыркнул и резко развернулся, двигаясь в сторону небольшого коридора все той же комнаты.

Боли нет или почти нет, хотя вот она, в голове, в воспоминаниях, таких свежих, что кажется, будто переживаешь их вновь и вновь. И никто не в силах остановить этот порочный круг. Подняться? Лучше даже не пытаться. Но открыть глаза можно, Тесла так и поступает, и мир кажется ему совсем не таким, каким он видел его раньше.

Ничего, даже гора может разрушиться, если в её основании образуются пустоты, а человек по сравнению с горой проигрывает по многим параметрам, имея куда больше уязвимых мест.  Как там говорят – чем больше туча, тем больше грохота?

Cтариков своих мало кто слушает, в подростковом-то возрасте. В поле - ветер, в жопе – дым. А из этого дыма потом разгорается пожар, подогреваемый светлыми намерениями изменить мир к лучшему и установить справедливость. А потом получается, что и филейная часть обуглена, и морда в синяках, и счастья полные штаны. При этом их не заботит абсолютно, что у держащих под боком огнетушитель родителей голова болит и те ночами не спят, аспирин глотают - переживают.

Он испытывал этот наркотик на себе, и хорошо знал его действие. И несколько раз даже сам сомневался, а действительно ли все эти вещи были лишь порождением его собственного воображения. И лишь записи с камер наблюдения, доподлинно доказывающие, что это время он провел пристегнутым к специальному креслу, убеждали его в нереальности видений.
- Отдыхайте, мальчики. Я бы сейчас с удовольствием поменялся с вами местами... - тихо пробормотал он, откинулся в кресле и прикрыл глаза.